Омлетте́ уж точно не хотел умирать.

Он еще раз взглянул на карамель, покрутив ее в лучах утреннего солнца, которые били через окно. Та мигалкой заморгала опасно-красным, как это всегда с ней бывало.

Мужчина со светлой гривой взглянул на молчаливого голема, словно ожидая, что тот его подбодрит.

А потом Омлетте́ вздохнул и решил: нет, свадьбы не будет. Не досталась мне, не отдам тебя другому.

Бывший муж Крокодилы убрал карамель во внутренний карман пиджака, хоть она и продолжала торчать, а потом подошел к заляпанному, засаленному зеркалу и, увидев отражение, понял, что надо привести себя в порядок — все-таки, он идет на свадьбу.

Потратив где-то полчаса на поиск расчески в бардаке и не найдя ничего, Омлетте́ вновь встал перед зеркалом, поправил гриву рукой — что не особо помогло, — почесал бакенбарды, протер монокль краешком пиджака и взглянул на свой огромный бант. Мужчина заметил на нем два пятна. Попытался оттереть рукой — одно было успешно устранено, второе только стало больше.

Тяжело вздохнув, еще раз утвердив в головной канцелярии решение и проверив наличие купленной на последние деньги карамели, Омлетте́ вышел вон, направившись на встречу с судьбой.

Судьба ждала этой встречи, как крестьянка на сеновале — ей было, что сказать и показать.

Честер Чернокниг позволил себе облегченно выдохнуть, только когда лично проконтролировал, как последнюю ароматизированную свечу поставили куда надо, а зеркальца с именами гостей расставили правильно, не перепутав между собой два его гениальных указания: «туда» и «сюда».

Церемониймейстер вспотел, достал прошитый золотыми узорами платочек и вытерев лоб. Как раз в этот момент облегчения, когда все обычно уже готово — но не в случае конкретно этой свадьбы, — к нему подошел Бальзаме.

— Ты закончил? Мадам Крокодила спрашивала, когда можно надеть платье, гости уже собрались, и… люминограф тоже пришел.

Облегчение как рукой смыло. Честер вновь напрягся — впереди ждало еще многое.

— И что он? — дернул свадебный церемониймейстер бровями.

— Да ничего. Пришел со светопаратом, стеклянными карточками и уже сделал люминки парочки гостей.

— Вот как. Ну и замечательно, — Честер разгладил усы двумя указательными пальцами. — Скажи мадам Крокодиле, что я скоро приду. И дай знать поварам, что можно приступать к готовке — скоро мы все начнем…

Он задумался, добавив:

— Кстати, а что у нас с женихом? Я что-то его даже не видел.

— Эээ, — замялся Бальзаме. — Не знаю-не знаю! Лучше тебе спросить у самой мадам Крокодилы. Она точно-наверняка-обязательно расскажет!

— Бальзаме, твои сложные слова иногда очень действуют на нервы, — заметил церемониймейстер.

— Буду знать.

— Ты иди, а я пока… подготовлю финальный штрих.

Честер посмотрел на обычную стеклянную банку, которую поставил на одну из тумб в обеденном зале, уже успев получить тысячу неудобных вопросов о ее предназначении. Но Чернокниг наплел какую-то несуразицу и выкрутился — почему-то, несуразица из уст церемониймейстеров, да и всех, кто что-то организует и чем-то заправляет, звучит для остальных вполне себе логично. Они видимо думают, что не до конца разбираются в деле, ничего не понимают.

Оно и к лучшему.

Честер взял банку — улыбаясь всем и вся, спустился вниз, в гостиную. Осмотревшись и проверив, нет ли никого около люка, ведущего в подвал, церемониймейстер по-хозяйски подошел туда, чтобы не вызывать лишних подозрений, открыл люк и прыгнул в темноту. Он знал, что все были готовы к началу представления, дым-машины с трубками давно настроили, и теперь подвал стал действительно служебным помещением.

Через несколько минут Чернокниг вылез, отряхнулся — благо, внизу было не так грязно, — поправил ажурные манжеты на рукавах и, словно бы ничего не произошло, захлопнул люк.

От лучшего свадебного церемониймейстера всех семи городов сильнее обычного пахло приторным апельсиновым маслом, будто он только что принял ванную, вместо воды наполнив ее этой смесью. Запах разил окружающих копьями, выстреливая своей резкостью, но, по крайне мере, был приятным.

Банки у Честера, кстати, уже не было.

— Ты это видела?! — легонечко пихнул Октаву в бок Глиццерин, когда церемониймейстер отошел от люка.

— Ага, — кивнула девушка. — И он вернулся без банки, да?

— Видимо, мы догадались правильно.

— Узнаем, когда все начнется, — тяжело вздохнула Октава. — Кстати, ты не видел господина Шляпса?

— Ты же его встретила? — удивился Глиццерин, пытаясь опустить свой воротник зеленого пиджака с того самого момента, как тетушка Матильда сделала очень глумливое замечание. Тщетно — воротник стоял, как каменный.

— Да, и рассказала обо всем, что он пропустил. Но потом господин Шляпс куда-то пропал. Хорошо бы его найти.

Диафрагм Шляпс пропадать никуда не собирался, просто он попался в паутину тетушки Матильды, на свою голову став объектом ее титанического внимания и интереса. Люминограф уже обчертыхался про себя миллион раз и пытался поскорее закончить этот бесполезный даже не диалог, а монолог женщины в цветастых перьях, которая расстреливала его вопросами, стараясь поразить свою жертву наповал.

Она не знала, что не на того напала.

Люминограф решил использовать проверенную стратегию — отвечать коротко и редко, но метко до боли в голове. И, самое главное, однословно.

— Ох, а расскажите тогда, как это ваш… как его там… светопарат, да! Как этот ваш светопарат работает? — все еще надеялась пробить броню Диафрагма тетушка Матильда.

— Нет, — уже в который раз ответил он. Теперь весь его лексикон сводился к «да», «нет» и, очень редко, «не знаю» — это давало свои богатые, сочные плоды. Не хватало в этом спектре разве что фраз «хо-хо!» и «мрачный».

Назойливая женщина постепенно разочаровывалась, сникая.

— А как вы тут поживаете в целом? Понимаете, я-то сама приехала из Сердца Мира, и не представляю, как у вас тут все устроено, — Матильда была упорна, как таран.

— Нормально, — сказал люминограф, побаловав говорливую даму новым словом в лексиконе.

Тетушка Матильда окончательно сдалась и поняла, что ловить тут нечего, а битва проиграна. Диафрагм Шляпс вышел из нее абсолютным победителем, не давшим высосать из себя ни капли информации, которой, видимо, дама и питалась, как энергетический вампир, чтобы не ссохнуться и не загнуться окончательно. Хотя, глядя на тетушку Матильду, могло показаться, что вариант с ванной из крови младенцев в ее случае тоже вполне себе вероятен.

— Ой, прошу меня простить, но мне срочно нужно бежать! — дезертировала двоюродная тетушка Октавы, порхнув перышками. — Гладиола, дорогая! Постой-ка! Я тебя еле-узнала!