Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прощелкали, – поддержала павиана Дарси.
Всему виной Пашина новая борода, выписанная прямиком из псевдоолдскульного барбершопа за три тысячи рублей. Она делает лейтенанта Однолета, серьезного человека на серьезной и важной работе, каким-то жалким клерком, каких миллион. Винтиком в машине. Или нет… При такой-то лукавой бороде, скорее, булавкой в кимоно.
Тьфу ты.
Будь здесь капитан Вяткин или следователь Брагин Сергей Валентинович – киношники ни за что не позволили бы себе такой стеб. Но с Пашей все прокатит.
А вот и не прокатит. Фигушки. Запоздало обидевшись на Дарси и примкнувшего к ней павиана, Паша сухо попрощался. И двинулся в сторону коридора, где заседала режиссерская группа во главе с самим режиссером – человеком неопределенного возраста с модно выстриженной головой. И победительно торчащей, завязанной в подобие хвоста китайской косицей. Зычным голосом Косица выкрикнула в монитор:
– Аглая и инспектор рыбоохраны! Актовый зал! Приготовились!.. Тишина!
Однолет замер. Застыл перед предварительно закрытыми кем-то из киношной обслуги створками стеклянных дверей.
– Мотор! Камера! Родандо!
Последнее слово привело Пашу в изумление, но, видимо, он был единственный, кто чему-то изумлялся. Где-то в глубине невидимого актового зала раздался хлопок, и спустя несколько секунд в коридоре зазвучали негромкие голоса – съемка в зале транслировалась на режиссерский монитор.
– Обожаю смотреть, как он выдрючивается перед телками, – едва слышный шепот заплескался прямо в Пашином ухе.
Дарси.
Теперь она стояла рядом с Пашей и самым бесцеремонным образом касалась губами его мочки.
– А он выдрючивается? – таким же шепотом спросил Паша.
– Слово «снимаем» он воспроизводит минимум на шестнадцати языках. Включая албанский и маори. Без акцента.
– А сейчас на каком?
– Испанский. Обиделись на меня?
– Нет.
– Меня зовут Дарья, и я сценаристка. А на сценаристов нельзя обижаться, они и без того обиженные судьбой люди.
– Почему? – неожиданно развеселился Однолет.
– Потому что когда пишешь, всегда держишь в голове суперсериал «Мост». Ну, или там «Однажды ночью». А на выходе, после всех согласований, редакторских правок и родандо, получается «Доярка из Хацапетовки». Разве это не печаль?
Съемка закончилась через три минуты, и путь снова был свободен. В другое время Однолет воспользовался бы любой возможностью задержаться и немного поболтать с Дарси. Но только не сейчас, когда в конце тоннеля, украшенного лихой аэрографией Ивана Караева, появился слабый свет. И все, что остается Паше, – идти на этот свет. Несмотря на улыбку сценаристки Дарьи, притягивающую к себе похлеще русалочьего пения.
– Мне пора, извините, – сказал Паша. – Было интересно.
– Да, действительно. – Дарси закусила губу. – Было смешно.
…Она догнала Пашу уже в районе Ново-Адмиралтейского канала, в который упиралась Галерная. Видно, не так долго и раздумывала – пойти за Однолетом или нет. Сразу поскакала, наплевав на кипу бумаг в руке, иначе опера было бы не догнать: Паша ходит очень быстро и иногда переходит на бег, привычка осталась еще со школы, когда он – пусть и недолго, всего-то полгода, – занимался такой странной полуспортивной-полутехнической дисциплиной, как радиопеленгация.
В просторечии – охота на лис.
«Охота на лис» была одним из эпизодов в жизни романтического подростка Однолета. И в самом названии, призывном, как звук охотничьего рожка, ему чудились взнузданные лошади, красно-белые костюмы всадников, черные каскетки, свора гончих и огненно-рыжие лисьи хвосты. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что каскетку, лошадь и гончих никто Паше выдавать не собирается. А собираются выдать карту, компас и радиоприемник. Недолго побегав по лесу в поисках радиопередатчиков, Паша с темы соскочил, но с тех пор не ходил толком, а мчался вприпрыжку, иногда опережая общественный транспорт.
К метро, конечно, это не относится.
Вот и сейчас он несся на улицу Писарева и только у канала ненадолго затормозил и поднял голову вверх.
– Эй? – обратился он к небесам. – Снегу пришлете?
– Хренушки. Во второй половине января, разве что. Не заслужили.
Это снова была Дарси. Полы ее распахнутого короткого пальто развевались, спутанные волосы закрывали половину лица, а на оставшейся половине ярко горел румянец.
– Вас не догнать, – запыхавшимся голосом сказала она.
– А зачем меня догонять? – удивился Однолет.
– Вас как зовут?
– Павел.
– И вы правда мент? – Она закусила губу и тут же поправилась: – Полицейский?
– Правда. Лейтенант Однолет. Уголовный розыск.
Паша полез было за удостоверением, но Дарси остановила его.
– Я вам верю. И… Можно я буду звать вас просто Павел?
– Ну… конечно.
– А вы можете звать меня Дарси. Меня так все зовут, включая несостоявшихся любовников. Нет, ну если для вас это чересчур… На Дарью я тоже откликаюсь. Вы, наверное, подумали: «Что ей от меня нужно?»
– Не успел, – честно признался Однолет.
– Но сейчас-то думаете?
– Сейчас я знаю.
– Валяйте.
Дарси смешно сморщила нос и улыбнулась, и Паша снова вспомнил Бо: когда Бо корчила рожи, сердце у него замирало, а сейчас ему просто весело и хочется заняться каким-нибудь важным делом. С точки зрения детей, что неожиданно.
Воздушного змея, что ли, запустить?
Но змея у Паши не было, а страшная симпатяга, – даже несмотря на свою язвительность, Дарси – была.
– Вы хотите меня использовать для профессиональных консультаций.
– Ну вот. Вы сами это сказали. Теперь не придется прикидываться, что я влюбилась в вас с первого взгляда.
– Да, это существенно упрощает ситуацию.
Веселье продолжается, и к воздушному змею прибавились сейчас бумажные кораблики и фигурки оригами.
– А вы следователь?
– Оперативный работник. Но, естественно, работаю со следователями.
– Здорово.
– Да?
– Меня недавно познакомили с одним следователем. Не могу сказать, чтобы мы нашли общий язык. Мрачный тип, нелюдимый, такого не разговоришь. И подтормаживает немного.
– Меня, думаете, можно разговорить?
– Удивите меня, Павел.
– Чем? – изумился Однолет.
– Не знаю. Леденящим душу серийным убийством. И чтобы убийца не какой-нибудь мясник, а интеллектуал с ученой степенью. Или ночной фармацевт с синдромом потери кратковременной памяти. Или ночной библиотечный сторож с дислексией в анамнезе. Или ночной портье, фотолюбитель и вуайерист.