— Иди уж… — снова вздохнул Меркулов. — Я имел в виду — поезжай домой, отоспись… А с остальным я сам разберусь. Померанцев твой здесь?

— Здесь, — кивнул Турецкий. — Тоже не спал, но при этом свеж и бодр, словно только что из санатория. Вот что значит молодость!..

— Не прибедняйся, Саня. — Меркулов наконец впервые за весь разговор улыбнулся. — Тебе не только до старости — до пожилого возраста еще далеко. Уж если я считаюсь мужчиной среднего возраста…

— В самом расцвете сил! — подсказал Александр Борисович и неожиданно почувствовал, что сон с него и вправду слетел. Без всяких видимых причин. — Насчет предложения поспать — большое спасибо, однако в другой раз! Васильева ко мне привезут минут через сорок, не хочу давать ему время на то, чтобы придумал какую-нибудь попытку выкрутиться…

— Выкрутиться? С такими-то уликами? Не смеши меня! — сказал Константин Дмитриевич Меркулов, и был, несомненно, прав.

— Можете не сомневаться, Александр Борисович! — Померанцев положил перед своим шефом довольно объемистую папку с бумагами, часть которых была получена час назад от коллег из ФСБ.

— Думаешь, сын? — Турецкий задумчиво вгляделся в снимок импозантного молодого мужчины с холодными серыми глазами.

— Во-первых, сравните со снимком Васильева перед Афганом… Вот он… Можно сказать, одно лицо! Но главное, с какой стати столько лет подряд этот отморозок стал бы посылать ему такие суммы, причем фактически анонимно… Имя отправителя ставил от фонаря, правда, изредка повторялся.

— Каким образом Васильев попал в поле зрения наших коллег? — поинтересовался Турецкий.

— Помните убийство рэппера? Оно, к слову сказать, не раскрыто до сих пор. У парня отец оказался как раз «оттуда», затеяли тогда собственное расследование, увы, с тем же результатом… Но подозрения, судя по всему, возникли, правда бездоказательные. Так что и за Мохнаткиным, а главное, за Васильевым присматривали время от времени…

— Плохо, видимо, присматривали, — усмехнулся Александр Борисович, — если наркоту проморгали…

— Собственно говоря, у них цель была другая, — неожиданно вступился за коллег из ФСБ Валерий. — Да и «присматривали» — сильно сказано… Поначалу, видимо, взялись по просьбе отца, потом все рассосалось… Пять лет прошло.

— Ладно, Валерий, попытка не пытка! — подвел черту Турецкий и посмотрел на часы: — Васильева привезут с минуты на минуту.

И хотя шантажировать, да еще давить при этом на родительские чувства подследственного, Александр Борисович считал делом никуда не годным, воспоминание о мертвом, изуродованном лице Марии Краевой, всплывшее в этот момент в его памяти, развеяло последние сомнения Турецкого…

Игорь Васильев безразлично посмотрел на двоих молоденьких охранников, сидевших напротив и не спускавших с него глаз, и криво усмехнулся. Удивительная пустота заполнила все его существо с того момента, как он обнаружил на своих руках «браслеты». Васильев догадывался, что везут его на допрос, но ему было все равно: разговаривать с легавыми он не собирался…

Кабинет следователя, в который ввели киллера, оказался залитым столь ярким солнечным светом, что тот невольно поморщился и лишь после этого бросил равнодушный взгляд на мужчину, сидящего за столом, потом медленно перевел его на второго, пристроившегося в кресле у окна — темноволосого, более молодого, чем хозяин кабинета. Усевшись на предложенный стул, Игорь опустил глаза вниз и замер, слегка ссутулившись, положив на колени руки, наручники с которых так и не сняли.

Тот, что был старше и сидел напротив Васильева, несколько секунд пошуршал бумагами, после чего заговорил:

— Ну что, Игорь Симонович — У него оказался довольно приятный спокойный баритон. — Меня зовут Александр Борисович Турецкий, ваше дело вести буду я и мои коллеги… — Он сделал едва заметную паузу. Васильев не шевельнулся, вообще никак не отреагировал на слова этого «важняка»: пусть болтает, какая разница?

Турецкий усмехнулся — ничего другого он, собственно говоря, и не ожидал. И, не меняя спокойного, сдержанного тона, ознакомил Васильева, как того требовал протокол, с причинами задержания, сутью подозрения, по которому он задержан, и прочими предваряющими, но необходимыми в этой ситуации моментами. Все это заняло не более десяти минут, в течение которых Васильев так ни разу и не шелохнулся и не оторвал от пола тяжелого, равнодушного взгляда.

— Ну вот, — завершил Александр Борисович формальную часть дознания. — Теперь, как говорится, перейдем к сути дела… То, что вы приняли решение ни при каких условиях не «петь» нам арий, очевидно. Однако, думаю, что учли вы не все условия, одно не учли точно… Нас заинтересовала судьба крупных денежных сумм, которые вы получали за ваш весьма сомнительный труд у господина Мохнаткина…

Васильев, тупо глядевший на коричневый линолеум пола, еще не успел понять, к чему это легавый вдруг заговорил не об убийстве, а о деньгах, но вдруг неправдоподобно четко увидел извилистую трещину в линолеуме, похожую на человеческий профиль…

— Думаю, — неторопливо продолжил баритон, показавшийся внезапно Васильеву громовым, — чтобы выяснить судьбу упомянутых сумм до конца, нам так или иначе придется связаться с вашим сыном, которому вы их и переводили непосредственно в Минск, на банковский счет номер…

Яркий солнечный свет, заливавший этот проклятый кабинет, внезапно сделался смертоносно-белым и по-настоящему ослепил его, и Васильев не сразу понял, что визжащий голос, произносящий где-то на грани ультразвука одно и то же, по-бабьи истеричное «Не-е-ет!..», на самом деле — его собственный, и именно поэтому оба молодых охранника, так и не покинувшие кабинет «важняка», навалились на него своими горячими, потными, сильными — куда сильнее его собственного — телами…

…Обратной дороги он не помнил. Позабыл начисто, как будто ее и вовсе не было, и он какой-то неведомой мистической силой перенесся вновь в обшарпанную камеру с облупившейся бурой краской на стенах, с двумя кроватями, верхняя из которых пустовала: Васильев содержался в одиночестве. Потом долго-долго длился остаток дня, потом еще дольше — ночь.

Около одиннадцати утра следующего дня в кабинете Александра Борисовича Турецкого раздался звонок. Выслушав своего собеседника, он коротко бросил в трубку «Добро, везите… Да, прямо сейчас!» — и, вернув ее на место, поднял голову и невесело подмигнул заглянувшему к нему в кабинет Меркулову:

— Сработало, Костя… Васильев сам попросился на допрос… Можешь звонить нашим борцам с наркотой, пусть срочно пришлют своего следака…

Осень, как и предсказывали синоптики, по части калейдоскопической смены погоды ничем не уступала ушедшему лету: она варьировала от почти по-июльски жарких дней до ледяных дождей, напоминающих о близкой зиме. Так что Александр Борисович Турецкий вполне мог считать, что ему крупно повезло, когда, проснувшись около десяти утра в субботу, ознаменовавшую собой середину октября, обнаружил за окном невинно-синее, прозрачное небо.