— А суп-то просроченный! — заметил кто-то. И точно, срок годности концентрата истек в давно забытом девяносто пятом году.

Счастливое волнение постепенно угасло, радостный гам сменился настороженным молчанием. На свет показалось непонятное месиво спрессованные в один ком джинсы, платья, рубашки, трусы. Все было мятым, старым, рваным и обдавало резким химическим запахом. Сквозь настороженное молчание начали пробиваться первые ростки обиды.

В следующей коробке плотно теснились пачки манной крупы. Повариха Надя отпрянула — облако мелких чернокрылых насекомых, обожравшихся дармовой манки, воспарило к потолку зала, едва она взрезала скотч.

Последняя надежда — яркие разноцветные кульки. Они сразу разошлись по рукам. И через секунду раздался первый всхлип. Пятилетняя, стриженная «под ноль» Вера держала на весу руки, измазанные гнилым мандарином, и не знала, обо что их вытереть. Яблоки с мокрыми коричневыми пятнами, обломки печенья, окаменевшие баранки, апельсины в бело-зеленом налете плесени — танцевальный зал наполнился обиженным плачем, воплями и рыданиями. Старшие дети брезгливо морщились и переглядывались, малыши полностью отдались своему безграничному горю. В довершение всего из коробок были извлечены листовки с фотографией улыбающегося Игоря Шведова — претендента на пост мэра…

Эту милую зарисовку изобразила несчастному претенденту директор детского дома. Еще она сказала, что не успели они оправиться от удара, как на пороге детдома возникла некая улыбчивая и потная от жары журналисточка с диктофоном в зубах и твердым намерением настрочить статейку о доблестном поступке Шведова, молодец, строитель, окружает обездоленных детишек трогательной заботой. Директор, женщина неглупая, не стала рассказывать представительнице прессы, как страшно их обидели…

Игорь в ярости швырнул трубку телефона. Конечно, сами воспитатели понимали, что Шведова жестоко подставили, но детям было до лампочки, кто кого подставил, их не касалась конкурентная предвыборная борьба, они привычно ждали от Игоря подарков.

— Какой кошмар! — возмутилась Элла Михайловна. Игорь кратко пересказал ей телефонное выступление директрисы. — Надо исправлять положение. Дети не виноваты, что Анвар Хайбуллин такой моральный урод.

— Вы тоже думаете, это его проделки?

— А как же!

— Он успел получить те двадцать тысяч рублей, о которых мечтал?

— Нет еще.

— Почему?

— То названивал каждый день, а теперь исчез. Деньги приготовлены в бухгалтерии, но я не смогла до него дозвониться.

— Все. Не отдавайте. Обойдется. Я сам его найду и превращу в лангет.

— Вряд ли вам это удастся, Игорь Палыч. Я слышала, Анвар Хайбуллин теперь подвизается у полковника Кукишева.

— Да? Интересно. К полковнику, значит, прибился, подлец. Они нашли друг друга. И как я сразу не понял, что за дерьмо этот Хайбуллин.

— И он наверняка формировал посылки для детдома не на собственные деньги.

— Кукиш финансировал, ясно.

— А превратить в лангет полковника и вовсе нереально, Игорь Палыч. У него же целая армия молодых придурков.

— Ладно, оставим. Тем более мне сейчас не до этого. Олесю бы вернуть. Придумайте что-нибудь для детского дома, хорошо? Используйте приготовленные для Хайбуллина двадцать тысяч. И сегодня же, договорились? И объясните как-нибудь, что я не виноват. Так не хочется выглядеть скотиной в глазах детей, Элла Михайловна.

— Я все сделаю, Игорь Палыч. Не переживайте.

— Я знаю, что могу вам полностью доверять.

Элла Михайловна отправилась в приемную — думать, как плодотворнее истратить хайбуллинские тысячи для умиротворения обиженных малюток. Оставшись в одиночестве, Игорь дал волю чувствам. Схватил со стола подставку для авторучек и с размаху швырнул ее на пол. Учиненный погром, треск, грохот вновь привлекли в кабинет обеспокоенную Эллу Михайловну.

— С вами все в порядке?

— И зачем я влез в это болото?! — с горечью спросил у секретарши Игорь. — Зачем мне это нужно? Зачем поперся в эти дебри, Сусанин, блин!

Элла Михайловна сочувственно вздохнула и удалилась. На языке вертелась торжествующая фраза «Я же вам говорила!», но секретарша деликатно промолчала.

Передача «Час мэра», назначенная на понедельник, так беспокоила Нику Сереброву, что она уже в субботу погрузилась в нервозность и суетливость, ей совсем не свойственные. Обычно передачи с Сувориным проходили без сучка и задоринки, прибавляя Нике шарма, а Валерию Александровичу — любви горожан. Он четко отвечал на многочисленные хозяйственные вопросы, демонстрировал отличную память на цифры и адреса, оживлял беседу щедрыми комплиментами Нике и посылал в ее сторону выразительные взгляды. За этими комплиментами и взглядами абсолютно ничего не таилось, но зрители приободрялись, начинали фантазировать, искать клубничку там, где ее не было, и рейтинг «Часа» неуклонно рос. Суворин и Ника интуитивно овладели и теперь с детской непосредственностью пользовались «эффектом слияния», как это делают эстрадные звезды: тандем Мурат Насыров — Алена Апина, например, способен собрать гораздо большую аудиторию, чем каждый из певцов в отдельности. Некоторый отсвет фривольности, излучаемый Сувориным и обольстительной Никой, превращал «Час мэра» для простых зрителей — особенно зрительниц — в увлекательный сериал.

Но в понедельник Валерию Александровичу будет не до комплиментов и не до своего привычного возгласа «ого-го!». Спасибо, если вообще вспомнит, зачем они собрались в студии, встревоженно думала Ника, в третий раз набирая домашний номер Оли Щеткиной.

— Оленька, это опять я, — с просительными интонациями сказала Ника. Извини, я забыла тебя спросить, ты забрала из мэрии выборку по результатам прошлой передачи? Чтобы отчитаться?

— Ну конечно, Ника Львовна! — недовольно отозвалась ассистентка. Беспокойная начальница ее уже затромбила. — Что вы так переживаете?

— Боюсь за Суворина. Как он себя поведет? Вдруг неадекватно? У него сейчас такой трудный период.

— Справится, Ника Львовна, перестаньте дрожать. Что вы как девочка!

Сесть под пристальное око видеокамеры и провести передачу казалось Ольге таким же элементарным делом, как почистить зубы. Она, несомненно, спокойно выдержала бы прямой эфир, поболтала бы с Сувориным часок без всякой подготовки и без написанного текста — как это и делают многие современные ведущие, пусть немного дремучие и косноязычные, но зато такие веселые, игривые, непринужденные.

— Ах, Оля, я тебе не сказала…

— Что еще? — устало спросила Оля.

— Иван Степанович, тот, который Елесенко, вымучил у меня твой домашний адрес.

— Как?! — поразилась Ольга.

— Ты уж прости, но я не смогла противостоять такому буйному напору. Он сошел немного с ума. Твой разрез на юбке и твои пышные волосы его потрясли, очевидно.