много чего интересного может быть, а? — Пашка, потеряв интерес к мёртвому фашисту, переключил своё внимание на портфель, — карты там секретные какие-нибудь, а?

— К бабке в гости не ходи, — кивнул, соглашаясь, Андрей, — с чего бы это он, как ужаленный, к этому Шторху бежал?

— Жопу свою спасал, — пожал плечами Пашка, — но и документы, само собой, тоже…

— Во, во! — Андрей наклонился, пошарил в нагрудных карманах на кителе офицера, нащупал и вынул документы, развернул.

— Ого! Гауптман. Целый майор! Хенрих… Генрих… чёрт… Штейн… Штайнхофф. Мля, язык сломаешь.

Пашка тем временем вынул у немца из кобуры небольшой «Вальтер», потом подумал, нагнулся и прихватил ещё и немецкую фуражку.

— Ну пистолет понятно, а вот нахрен тебе его фуражка? — Андрей скептически посмотрел на танкиста.

— Трофеи — дело святое! Да и не мне это, а тебе!

— Да мне-то она с какого боку?

— А вот когда ты своему начальству этот портфельчик с его документиками презентуешь, ты ещё для полного ажура и его фуражечку предъяви. Мол, всё чин по чину. Усёк?!

Андрей хмыкнул:

— Ну да, татаро-монголы ещё и уши у мёртвых врагов отрезали. А потом предъявляли.

Паша критически осмотрел то, что осталось от головы фашиста, ухмыльнулся краем рта:

— Да не-е… ему и так хватило, уши оставим. Мы ж не эти, как их… монголы… или там татары. Политрук ваш не поймёт. Фуражки хватит. Ладно, пошли! Вон, Тонька уже у самолёта нас ждёт.

Когда парни побежали смотреть на немца в кустах, Агния, оставшись в кабине, времени зря не теряла. Усевшись в кресло пилота, она внимательно осмотрела органы управления, потом вдруг замерла, уставившись в какую-то точку на капоте самолёта, и закрыв глаза, с минуту сидела так, совершенно не двигаясь. И лишь только подрагивающие ресницы свидетельствовали о том, что всё это время идёт какой-то процесс. Внезапно она, как будто очнувшись, резко открыла глаза. Выдохнула, и уже совершенно осознанно осмотрела приборную панель.

Когда Андрей с Пашкой подходили обратно к самолёту, она уже начала процедуру запуска. Подходя к «Шторху», Андрей сквозь остекление фонаря видел, как уверенными движениями она перебросила вверх небольшой рычажок слева от приборной доски, потом сделала тоже самое с похожим рычажком справа от приборной доски, потом несколько раз плавно поработала плунжером, засасывая бензин с цилиндры. Подойдя вплотную к самолёту, он сквозь плексиглас остекления поймал её озорной и уверенный взгляд, который как бы говорил: «Не боись, всё получится!». Затем она уверенным движением нажала кнопку запуска в левой верхней части приборной доски, и мотор, рывком проворачивая винт, чихнул раз, другой… третий… и… выбросив из выхлопных патрубков два снопа бензинового выхлопа, вдруг радостно затарахтел всеми восемью цилиндрами.

— Ого-го! Глянь-ка, справилась твоя Пигалица! — пытаясь перекричать шум работающего двигателя, проорал в ухо Андрею Пашка, — небось, книжицу какую там в самолёте нашла, руководство по эксплуатации, или как оно у вас там называется…

— Да не! — проорал в ответ Андрей, — ей книжки без надобности, она прямо из информационного поля это всё э-э… читает, — и видя, как округлились глаза его приятеля, пояснил: — из энерго-информационного.

Последняя фраза ничего не прояснила в Пашкиной голове, он помотал головой и проорал в ответ:

— Андрюха! Ты когда вот так витиевато материшься, ты хотя бы пару обычных слов вставляй, чтобы я твою аэропланную феню хоть как-то понимал!

— Пашка, ты же вроде грамотный мужик, технарь! Вот представь: она вроде как радиоприёмник, а вокруг неё вроде как радиоволны… Она их принимает! Как бы принимает…

— Принимает то, что ей там другие ангелы насвистывают?

— Да пошёл ты! Тракторист хренов!

Агния тем временем погоняла движок на малых оборотах, прогревая его, потом привстала и полезла через спинку сиденья назад, в самый конец трёхместной кабины:

— Эй, философы! — крикнула она, — вы здесь что, до морковкина заговенья сидеть задумали? Экспресс отправляется, просим пассажиров занять свои места!

— Ну и где тут моя плацкарта? — и Пашка, поставив правую ногу на подкос шасси, храбро полез на заднее сиденье.

— Ох ты, мать моя женщина! Уже, чем в танке! — он повертелся задом в чашке сиденья, устраиваясь поудобнее, и поймал взгляд Антонины, стоявшей внизу, и нерешительно переминавшейся с ноги на ногу, и обернувшись к Агнии, спросил: — а куда Тонька сядет?

— Как куда?! Да к тебе на коленки!

— Э, э, э! Мы так не договаривались, она же чижолая! — возмущённо завопил механик-водитель, — да у неё же такая жопа…

— Что жопа? Жопа, как жопа! — Андрей похохатывая, лихо подхватив Антонину под попу, уже пихал её в открытую дверцу, прямо Пашке на колени.

Антонина, покрасневшая от смущения от такого внимания к её пятой точке, пыхтя, молча втиснулась в дверцу, развернулась, и со всего маху плюхнулась к Паше на коленки, вдавив его в чашку кресла.

— Т-твою маковку! — засипел с под неё Пашка, — может, я к ней лучше на коленки сяду, а?

— Пашка! Вот сейчас как тресну по башке! — прикрикнула из-за его плеча Агния, — ты же здоровенный мужик! В тебе весу пять пудов с гаком!

— Так в ней не меньше! — не сдавался танкист, — пригласили на аэроплане прокатиться, а тут… никакого удовольствия! Я что, подушка ей под жопу?

Андрей ухмыляясь, сел на место пилота, захлопнул дверцу, и пристегнувшись ремнями, сказал:

— Так, всё! Пристегнуть ремни. Сейчас взлетаем.

Пашка тут же облапил своими ручищами Антонину за грудь.

— Павел Иваныч, скотина, отпусти! — она беспокойно заёрзала у него на коленях, пытаясь высвободиться.

— Не рыпайся! Это я тебя пристегнул. Командир аэроплана приказал! Не слышала, что ли?!

Агния сзади треснула Пашку по голове:

— Паша, ну ты совсем, что ли? Она ж девка ещё не целованная, ты что творишь? А ну, убери лапы!

— Ну хотя бы за животик-то дайте подержаться! — Пашка опустил свои руки пониже, но продолжал крепко их сжимать, теперь на её животе.

— Павел Иваныч, пусти, зараза! — Антонина аж покраснела с натуги, пытаясь освободиться от цепких объятий.

Тут уже обернулся Андрей:

— Паша, твою мать! Отпусти ты её. Сейчас же до слёз девку доведёшь. И с мысли меня своей вознёй сбиваешь, — и обращаясь через их головы к Агнии, сидевшей за ними: — Агнюша! Ты про цепку-то эту мне скажи! Что она делает?

И показал при этом на ту самую крутилку под левой рукой, от которой вверх шла велосипедная цепь.

— Не успела тебе сказать. Это — управление механизацией крыла, которой ты так восторгался. Крутишь в одну сторону — закрылки опускаются, крутишь обратно — поднимаются. А вместе с ними и элероны. Элероны — зависающие, при опускании закрылков они тоже опускаются на 17