И действительно, наши танкисты тут повеселились на славу!

Нет страшнее для аэродрома угрозы, чем внезапно прорвавшиеся к нему танки противника. Самолёт силён и опасен в воздухе, а на земле он — как рыба на берегу. Даже хуже — совсем беспомощен (рыба-то она хоть укусить может, если, конечно палец в пасть сунешь, а самолёт на земле и этого не сумеет).

— Да-а-а… — сокрушённо протянул Андрей, совсем не разделяя Пашкиных восторгов. Идея улететь на немецком самолёте растаяла, как дым.

— Это, наверное, те танки, что нам на выручку пришли? — подала голос Антонина.

— Они, больше некому! — сокрушённо произнёс Андрей, — вот чёрт, а? Никогда не думал, что буду сокрушаться, видя уничтоженную авиацию врага, а вот поди ж ты! Ну, хоть бы одного оставили, нам же много не надо! Мы ж теперь трое суток будем до нашего аэродрома добираться!

— Не будем. Один остался, вон, посмотри-ка туда! — Агния протянула руку по направлению небольшой опушки метрах в трёхстах от них, — во-о-он там, за кустиками, видишь, стоит? Что-то вроде нашего У-2.

— О! Точно! — Андрей всмотрелся повнимательнее туда, куда она указывала, — точно! Вроде целый, а ну, айда за мной!

И он, не дожидаясь остальных, резво порысил в ту сторону. Пашка услышав его призыв, нехотя побрёл в указанном направлении.

Агния толкнула Антонину локтем:

— На самолёте-то летала когда-нибудь?

— Ни…

— Ну, значит, сейчас полетаешь…

Скрытый кустами, и незамеченный нашими танкистами, под раскинутой на подпорках маскировочной сетью, аккуратно притулился единственный на поле целый самолёт. Он был худой, как кузнечик, на высоких неубирающихся шасси, и с огромной застеклённой кабиной. Большое для одномоторного самолёта крыло было поднято над кабиной, и подпиралось снизу большими подкосами. Вместо колёс, по сезону, уже красовались небольшие металлические лыжи со шнурами-оттяжками. Хвостовой костыль тоже был переобут «по-зимнему» — на нём стоял маленький лыжонок.

— Это что ещё за летающий аквариум? — Пашка озадаченно почесал коротко стриженный затылок.

— Да это же, Паша, Шторх! Шторх!35— восторженно воскликнул Андрей.

— Чего ты раштокался? Што, што… Это не ты у меня, а я у тебя спрашиваю, што это такое?!

— Паша! Это — Шторх! Называется так! По-немецки шторх это — аист!

— Вот раскудахтался от радости-то! Ну, аист… Да что в нём особенного? Ероплан, как ероплан…

— Да, еклмн, Пашка, ни фига ты не понимаешь! Я о нём читал, и много слышал! И даже пару раз видел в полёте. Это связной самолётик, наподобие нашего У-2, только намного лучше! Он же буквально на пятачок может сесть, у него пробег — несколько метров! А при хорошем встречном ветре вообще вертикально можно сесть, без пробега! Да и взлетает он, пробежав метров 20…25! Представляешь? У него тут крыло особое, — Андрей пустился в объяснения, — понимаешь, вот здесь по всему размаху предкрылки, а вот тут закрылки… Вот! И вот когда при взлёте пилот это всё…

— Ну понял я, понял… подкрылки, прикрылки… ввысь его несёт подъёмная сила, — Пашка индифферентно пожал плечами, — ну и что?

— Ну как же! — всё больше и больше распалялся Андрей, — это же чудо аэродинамики! Ни один другой самолёт так не может! Всем самолётам нужен и разбег на взлёте, и пробег на посадке!

— Разбег, пробег… Слушай, ты! Чудо аэродинамики, взлететь-то ты на нём сможешь? А то вон, водила наш уже истомился, рукой нам машет.

— А это мы сейчас посмотрим! — и Андрей решительно полез в кабину.

— Так… что тут у нас? — Андрей бегло осмотрел приборную доску, — так… скорость… высота… обороты двигателя… так, эта… запуск-то где? — Андрей нерешительно взялся за один из небольших рычагов сбоку от приборной доски, нахмурил лоб, сердито засопел, не желая сознаваться в том, что процедура запуска мотора «Шторха» для него — тёмный лес.

— О! О! Смотри, Андрюха! А это чё? — Пашка стоял рядом на земле и посунувшись в кабину, тыкал пальцем во что-то слева от Андрея, — чё, он у тебя, как велосипед-то?

— Да какой, а ляду, велосипед? — раздражённо спросил Андрей, поворачиваясь туда, куда тыкал пальцем танкист.

— Да вон! Вишь, цепка куда-то наверх уходит! И длинная-то какая! Для чего это, а? — Пашка вопросительно поднял брови домиком.

И действительно, под левой рукой, там, куда он показывал, недалеко от рукоятки газа, располагалась какая-то непонятная крутилка, от которой вверх, под потолок кабины, уходила ну чисто велосипедная цепочка.

— Это…это… а хрен его знает, что это! Понапридумывала немчура тут чёрта лысого, без поллитры не разберёшься! — состояние Андрея было близко к отчаянию.

— А как же ты полетишь-то, а? Ты хоть завести-то его сможешь?! — Пашка уже начал сомневаться в благополучном исходе задумки Андрея улететь на этом немецком самолётике.

— Да так и полетит, и заведём! — раздался сбоку голос Агнии, — нормально всё, сейчас разберёмся! А ну-ка, пусти меня! — и она легонько потащила Андрея за правый рукав.

Андрей с облегчением спрыгнул на землю, и с надеждой стал смотреть на то, что будет делать его Ангел-хранитель.

— Ребята! Ребята! — послышался тревожный голос Антонины, — тут фашист лежит! Дохлый.

Она стояла в двух десятках метров от самолёта и разглядывала что-то, лежавшее в кустах. Андрей лапнул кобуру, Пашка быстрым движением передёрнул затвор ППШ, который всё это время был у него в руках. Оба, не сговариваясь, побежали к Антонине. У её ног, метрах в трёх, в кустах ничком лежал мёртвый немецкий офицер люфтваффе. Голова его была непокрыта, слетевшая при падении фуражка валялась неподалёку. Под головой немца по снегу широко расползлось кровавое пятно.

— Точно, дохлый, холодный, как судак, — Пашка пихнул его сапогом, — уже задубел, видать долго лежит. Похоже, что к самолёту бежал. Да не добежал, сука…

— Ага… — Андрей наклонился к мёртвому немцу, — вон, смотри! — он показал пальцем на голову офицера, — вот сюда ему прилетело, чётко в затылок.

— Ага, видать, шальная… а может, и прицельно кто шмальнул из пулемёта. Увидели, что бежит, и шмальнули! — подтвердил Паша, — слышь, Андрюх, надо его перевернуть, может там документы его взять, абы ещё что будет? А ну-ка!

Он попробовал, но перевернуть немца не смог.

— Ничего себе, примёрз вражина! Давай-ка вдвоём!

Совместными усилиями они перевернули мёртвого офицера, и от увиденного Андрея чуть было не стошнило. Пуля, пробив навылет голову немца, спереди вынесла у него чуть ли не полчерепа.

— Тьфу ты, чёрт! — чертыхнулся Андрей, отворачиваясь.

— Да нормально! — хохотнул Пашка, — так ему и надо, вражине, нефиг нашу землю топтать! О, гляди-ка, портфельчик!

Андрей повернулся и действительно, увидел небольшой кожаный портфель, который до сих пор скрывался под телом немецкого офицера. Он нагнулся, и поднял портфель.

— Да тут наверное,