Духи держали…

— Тяжелый, зараза кулева! — подтягивая ученика за плащ из медвежьей шкуры, хрипела черная выдра с железными зубами и глазами, полными Рыжего пламени.

— Тупой потому что… — прокряхтела в ответ семикрылая гагара, вцепляясь ученику в волосы. — Говорила Донгару — не бери его.

Рывок! Кровавый поток захлестнул ученика по колени, исторгнув из его груди вопль дикой боли. Его швырнуло вперед… и он обессиленно рухнул на покрытый золой черный берег.

— Перешел… Перешел… — прижимаясь к черной ледяной земле Нижнего мира, шептал он.

— Ты так силен, шаман! Так могуч! — прошелестел ему в ухо нежный девичий голосок. Ученик шамана вскочил… черные, как сама земля Нижнего мира, руки с алыми когтями обвили его шею, и на него уставились глаза… Много глаз — раскосых и узких, как щелочки, и похожих на семена цветов, вытянутых, с чуть приподнятыми уголками, и круглых, как монетки. Все эти глаза глядели с одного лица!

— Киштей, восьмиглазая дочь Эрлик-хана, с грудями такими огромными, что их приходится закидывать за спину, — пролепетал ученик шамана.

— Какой милый мальчик — сразу узнал! — рассмеялась Киштей, растягивая в улыбке черные, как у собаки, губы. — Хочешь, я буду с тобой? Отдай мне своих тёс, мальчик, и я буду с тобой!

— Э, ты чего удумал? Мы Донгару пожалуемся! А-а-а… — в два голоса заорали духи… и смолкли…

— …Молодой парень был совсем, — со снисходительностью и печалью взрослого, умудренного шамана вздохнул восседающий на поваленном стволе четырнадцатидневный тощий парень. — Молодой, зеленый… То есть черный, конечно, но все равно зеленый еще. Ему бы Киштей коленом в живот да кулаком по загривку…

— Нельзя бить женщину! — возмутился Хакмар.

— Ученик мой, однако, тоже так думал, — ощерился Донгар. И, глядя ему в лицо, никто не усомнился бы — вот уж и верно, черный шаман! — Назад-то в Средний мир его Киштей выкинула — на что он ей сдался? Духов своих он потерял, а шамана, потерявшего духов… Водой его раздавит, в земле утонет.

— По-моему, чудак твой ученик был — ну полнейший! — не мог успокоиться Хакмар. — Ему понравилась тетка с черной кожей, красными когтями и восемью глазами!

— А они как ее грудь видели, так в глаза ей уже не смотрели! Шаманские ученички! — зло бросила Аякчан. — Сестричка Киштей многих на этом поймала. На эти… Я тоже помню.

— Шаманы погибли, потому что отобрали их духов? — поинтересовался Хадамаха. — Кто? Дочки Эрлик-хана?

— А что вы на меня пялитесь? — возмутилась Аякчан. — Когда здешних шаманов поубивали, я еще в школе училась и против старшей наставницы Солкокчон Трижды Шелковой интриговала!

— Ай-ой, это хуже, чем пытки и смерть, или лучше, однако? — деловито поинтересовался ошарашенный очередным сложным словом Донгар.

— По-разному бывает, — неопределенно отозвалась Аякчан и почему-то потерла бок, точно вдруг заболели давно сошедшие синяки на ребрах. От ударов твердой наставнической пяткой.

— Так кто мог отобрать духов? — нетерпеливо переспросил Хадамаха.

— Другой шаман мог — если сильнее оказался. На шаманский поединок вызвать на Великую реку и духов отобрать или вовсе погубить. Кто на Великой реке проиграл, тот в Среднем мире всенепременно помрет. Только если ты на Канду думаешь — как бы он Ночью на Черную реку вышел?

— Канда — точно белый шаман? Ты же сам говорил, что-то с ним не в порядке! — неуверенно спросил Хадамаха.

— Был бы он черный, все бы с ним было в порядке, черный — он черный и есть! — проворчал Донгар. — А он — белый. С которым что-то не в порядке.

— Может, мы зря так упираемся в Канду? — задумчиво начал Хакмар. — Если он просто не мог добраться до шаманов, то, может, это и не он? А какая-нибудь из дочек Эрлик-хана… других дочек… — покосившись на Аякчан, уточнил он. — Развлеклась по собственной инициативе? Донгар, инициатива — это…

— Ай-ой, а я знаю! Когда девушка сама обниматься лезет, а не ждет, пока парень ей подарки дарить начнет и в хороводе выберет.

— Ну-у… Почти правильно, — пробормотал Хакмар.

— Шаманы те, они ведь уже немолодые были. Не пошли б они к Эрликовым дочкам, а те б их и ловить не стали! Дочки Эрлик-хана учеников заманивают да молодых шаманов. — Донгар тоже покосился на Аякчан и тоже добавил: — Другие дочки… Взрослые шаманы — сильные, богатые, их в племени уважают, за них любая пойдет. А ученик шамана что? Голодный, холодный, одежонка старая. Ни танцев от него, ни подарков, по лесу бегает, от духов в голове вовсе с ума сходит. Кому такой нужен? Девчонки не любят молодых шаманов, девчонки любят охотников. Вот и шалеют молодые, когда Эрликовы дочки пальчиком поманят — хоть и когтистым. — Тощая физиономия Донгара стала несчастная-несчастная, аж щеки еще глубже провалились.

Тонкие руки обвились вокруг шеи Донгара, и нежный голосок, щекоча жарким, слегка пахнущим кошкой дыханием, шепнул прямо в ухо:

— Господин шаман желает… чего-нибудь?

— А-а! — с коротким воплем Донгар свалился с бревна… и в ужасе уставился в круглое личико молоденькой тигрицы.

— Это не дочь Эрлик-хана, — успокаивающе сказал Хакмар. — Просто девушка…

— Инициативная, — вставая, произнесла Аякчан. — Она, сдается, не против молодых шаманов. Пошли, Хакмар. — Она потянула кузнеца за рукав. — Погуляем… Хадамаха, ты с нами идешь или будешь здесь сидеть… третьим лишним?

Аякчан одарила таким взглядом, что Хадамаха понял: если он сейчас же не встанет и не уйдет, позволив ее шаманскому мужу иметь земную личную жизнь, ходить ему с паленой шерстью. Хадамаха нехотя поднялся и поплелся за ними.

— Получается, Канде выгодно все, что произошло в здешних лесах, но не такой он могучий шаман, чтобы это проделать? — продолжала рассуждать Аякчан, идя рядом с Хакмаром и оглядываясь на Хадамаху, слышит ли он. — А Эрликовы дочки… или другие духи… зачем им? Здесь же не Столица, не Зимний дворец… всего пара стойбищ…

— Духи — они вроде жриц? Любят дворцы, а про стойбища вспоминают, только когда пора подати собирать? — поднял брови Хакмар.

Ответить Аякчан не успела. Они завернули за амбар, в котором поселили крылатых. Тень амбара скрыла их от глаз тигров-сторожей.

— Ребята, вам можно доверить самое дорогое? — перебивая очередную перебранку, спросил Хадамаха.

Аякчан и Хакмар дружно замолчали (драка и молчание — ничего больше у них дружно не получается!). Аякчан заинтересованно спросила:

— Что доверить? — И даже слегка закраснелась, точно в ожидании тайн.

— Ну как что — штаны! — деловито сообщил Хадамаха и начал решительно раздеваться. — Если придется у тигров запасные просить, меня отец прибьет! Хочу послушать, о чем у этих двоих разговор пойдет.

— Недостойно истинного егета подслушивать чужие личные разговоры! — возмутился Хакмар.