Тени в домике ожили: весь пол внутри кишмя кишел маслянисто блестящими тельцами. Услышав шипение, она подняла взгляд и увидела Леса. Опоссум, поблескивая черными глазками, висел на потолочной балке.

– Убейте ее, – шепнул Лес.

Что-то с силой ткнулось в лодыжку – раз, и другой, и еще дважды. Шарахнувшись прочь, Абита споткнулась, чувствительно приложилась мягким местом о землю, и тут увидела их, змей – пять, а то и шесть змей. Между змеиных тел копошились дюжины дюжин пауков и сколопендр. Будто поток, прорвавший плотину, все они, извиваясь, семеня лапками, хлынули за порог, наперегонки, всем скопищем, все до единого ринулись к ней, к ней! Взвизгнув, Абита попыталась подняться, но ядовитые гады оказались проворнее, облепили ноги, поползли вверх. За первым укусом последовал еще один, и еще, и еще дюжина. Вновь завизжав, Абита вскочила на ноги, но онемевшие ноги не слушались, и она снова рухнула наземь, и, как ни отбивалась, как ни давила пауков, ползучие твари не унимались.

– Это еще что?! – взревел за спиною Самсон.

Промчавшись мимо Абиты, он выдернул Леса из домика и с маху швырнул опоссума оземь. Чары тут же развеялись. Змеи с пауками растеряли весь пыл, отхлынули прочь, исчезли в траве и кустах.

Абита страдальчески застонала. Никто на нее больше не нападал, но жгучий яд медленно тек, крался от ступней кверху.

Сгорающий от стыда Самсон присел рядом, крепко сжал ее руку.

– Помоги мне, Самсон…

– Но я… я же не знаю, как!

Вцепившись свободной рукой в землю, он негромко запел, однако из этого ничего не вышло. Яд растекался по телу неумолимо. Абита понимала: время уходит. Достигнет яд сердца, тут ей и конец. Казалось, во мраке вновь мелькнул призрак, но на сей раз не Эдвардов – призрак матери. Сунув руку в карман передника, Абита нащупала ожерелье, выхватила его кармана, прижала к губам.

– Да, мама, я справлюсь. Смогу. Должна справиться.

Покрепче сжав в кулаке волосяные колечки, а другой рукой стиснув руку Самсона, она закрыла глаза и сосредоточилась на самой себе. Что искать? В этом сомнений быть не могло – конечно же, тот самый пульс, внутренний жар, волшебство, поселившееся в ней с тех самых пор, как ее впервые коснулся Самсон, растущее, крепнущее с каждым заклятием, сотворенным ими вдвоем.

Да, волшебная сила оказалась на месте, в сердце, ждала. Почувствовав ее голод, ее нетерпение, Абита не на шутку перепугалась, и тут увидела их – туманные образы дюжины женщин, прячущих лица под длинными прядями рыжих волос. Ноздри защекотал, навевая покой, густой аромат лаванды с полынью.

«Волшебная сила – часть моего существа. Мы с ней едины».

Подумав так, Абита выпустила волшебство на волю, и, едва оно расцвело, почувствовала глубоко внизу, под землей, еще кое-что – а вернее, кое-кого, знающего ее имя.

«Змея! Та самая, снова!»

– Она здесь! – прошептал Самсон.

Пульс волшебства набрал силу, застучал в груди, заструился по кровеносным жилам в поисках яда, а едва волшебство, ее волшебство отыскало яд, Абита не стала бороться с ним, нет – просто вплела в него ток волшебной силы. Смешавшись, то и другое сделались одним целым, яд оказался в полной власти Абиты, и тогда она попросту вытолкнула его из тела примерно так же, как воздух из легких.

По ногам потекла холодная влага. Открыв глаза, привстав, Абита окинула взглядом капли яда, сочащегося из пор кожи, испустила долгий, протяжный стон и, тяжко дыша, вновь опустилась в траву.

Ошеломленные, Небо с Ручьем уставились на Абиту во все глаза.

Самсон тоже дивился на нее, точно на чудо.

– Абита, ты сама не знаешь, на что способна!

Лес, хрипло закашлявшись, перевернулся на брюхо и пополз прочь.

– Ты?! – зарычал Самсон, бросившись следом и ухватив опоссума обеими руками. – Прощайся с жизнью!

С этим он стиснул тельце опоссума, что было сил.

Небо с Ручьем бросились на Самсона, кусая, щипля его, дергая за шкуру в попытках отвлечь, заставить выпустить Леса.

Существо глубоко под землей встрепенулось.

– Нет! – закричала Абита, почувствовав его недовольство. – Самсон, нельзя! Не поддавайся Дьяволу! Все кончилось, все в порядке! Отпусти его! Отпусти!!!

Самсон метнул в ее сторону исполненный ярости взгляд и снова воззрился на Леса. Казалось, тут Лесу и конец, но вместо того, чтоб раздавить опоссума, Самсон вновь громко рыкнул и швырнул его наземь.

Лес, кое-как, с хрипом переводя дух, упал в траву, замер.

– Прочь отсюда! – велел Самсон. – Еще раз здесь увижу – не пощажу. Понял, тварь подлая?

Лес заворочался, пытаясь подняться, но встать не сумел. Небо с Ручьем бросились ему на подмогу. С их помощью Лес кое-как встал на ноги, и товарищи, не спеша, повели его прочь. У самой опушки Лес остановился, оглянулся назад.

– Отец! – окликнул он Самсона. – Паупау умирает. Иссыхает от жажды и голода. Ты должен принести ему дар, и немедля. Не послушаешь меня, древо погибнет… а с ним… а с ним погибнет и твоя душа.

Самсон повернулся к троице диких спиной.

– Я все испробовал. И так и эдак старался спасти тебя, Отец. Спасти всех нас. Прости. Я подвел и тебя, и Мать Землю. Однажды, и, боюсь, очень скоро, ты все поймешь, но будет поздно. Слишком поздно.

Ни слова больше не говоря, дикий люд двинулся дальше и вскоре исчез в непроглядной тени деревьев.

Опершись о край колодца, Абита надолго припала губами к ведерку с водой. Усеянные крохотными волдырями и алыми точками укусов, ноги еще дрожали, однако боль унялась. Напившись, Абита окинула взглядом опушку, но Эдварда среди деревьев не оказалось.

«Ты спас меня, Эдвард, – подумала она. – Что бы это могло означать? Ты в самом деле здесь? Пожалуйста, дай мне знать. Может, я с ума схожу? Покажи, объясни, в чем правда?»

Самсон взирал на нее, не скрывая изумленного восхищения.

Настала ночь. Над травой и кустами приплясывали светлячки, в воздухе веяло свежестью, словно перед грозой.

– Абита! Мать Земля… она приходила сюда. К тебе приходила, я в этом уверен. Ты ведь почувствовала – не могла не почувствовать!

– Я много чего почувствовала, – ответила Абита, немедля вспомнив о тех самых снах, о змее, угощавшей ее яблоком, нашпигованным пауками.

Тут она обнаружила, что все еще сжимает в руке ожерелье матери, на миг, наслаждаясь навеваемым им покоем, прижала волосяные колечки к щеке, и только после не слишком охотно спрятала ожерелье в карман.

«Не суди меня строго, Эдвард. Я стараюсь поступать, как подобает, по совести и справедливости… вот только понять, что правильно, а что нет, порой так трудно! Если ты рядом, то сам это понимаешь. Не можешь не понимать».