короткие распоряжения холопу привезти во двор телегу с кольчугой и шеломом для племянника и поспешил за ворота. Не нравился ему вздорный и скорый на решения Святослав, боялся он за Тальца, за всю рать. Одно успокаивало: раз здесь Хомуня, бывалый сакмагон, почти всегда приносивший русскому воинству удачу, значит, есть надежда, что добудут они в жаркой сече победу, и с Тальцем тоже всё будет хорошо.

Глава 44

МИЛАНИН ОБЕРЕГ

Милана улыбалась через силу, слёзы душили её, она обнимала Ратшу за шею, тянулась к нему, он ощущал ароматный, манящий запах её льняных волос, любовался её прекрасным лицом, целовал сладкие дрожащие губы.

— Боюсь я. Непокой на сердце, — тихим голосом жаловалась девушка. — Береги себя, ладо.

— Ну что ты, Милашка! За мя не боись. Сама видала: любого силача на лопатки положу. Чую, быть нам ратной удаче. Я тебе шелков, парчи привезу на сряду. Серёжки, колты, мониста златые куплю.

Милана мечтательно улыбнулась. Как хотелось, чтоб всё так и случилось, чтоб Ратша вернулся домой, весь в славе и богатстве, чтоб убил он своей рукой злобного, вонючего хана.

Ратша подхватил девушку на руки. Она визжала, отбивалась, стуча маленькими кулачками по его мускулистой широкой груди, но могутный богатырь только добродушно посмеивался, были для него эти удары как комариные укусы.

Так вынес он её во двор, осторожно, бережно опустил наземь, поставил перед собой, она снова повисла у него на шее и вдруг расплакалась, уткнувшись лицом ему в плечо.

Влюблённые не заметили Тальца, который с бьющимся от волнения сердцем стоял возле угла терема. Пареньку мнилась сеча, удары мечей, свист стрел, треск ломаемых копий, он в мыслях уже схватился с половецкой ордой и крушил, рубил, резал в яростной, отчаянной жажде мести. Десница сама собой тянулась к сабле.

— Эй, ты кто? — окликнул его Ратша.

Талец вздрогнул и поднял взор.

— Я... на рать мя взяли, — несмело отозвался он, вдруг увидев рядом с дружинником красавицу-девушку. Вмиг вспыхнуло в глубинах души его доселе неведомое желание, он в смущении отвёл очи в сторону и застыл, будто вкопанный, не зная, что ещё сказать и как поступить.

— Тож мне, ратник! — презрительно усмехнулся Ратша. — Надо ж, и таких берут нынче. Чей будешь-то?

— Талец аз. Боярина Яровита сестрич.

— А, сего книгочея паршивого! Сгиб твой дядька-то.

— Нигде он не сгиб! — Талец резко поднял голову, лицо его вспыхнуло, исказилось гневом. — На Альте поранили его в плечо, приехал в Чернигов. Вот, заместо себя меня посылает.

— Ишь ты, посылает! Ты хоть раз с погаными-то бился? — Насмешливо спросил Ратша.

— Отца мово, мать поганые убили! — мрачно отрезал Талец.

В разговор вмешалась Милана.

— Когда?! Как?! — В ясных зеленовато-серых глазах девушки застыл ужас.

— Давно уж было. Я, малый, в лесу укрылся. Монахи на дороге подобрали, к дядьке в Чернигов привезли.

— Верно, тяжко те пришлось. — Лицо Миланы выражало ласку и сострадание.

— Да уж, красна дева, нелегко, — отвечал Талец. — Топерича вот и думаю отплатить поганым за зло. Скажи, дева, звать-то тя как?

— Миланой зови. А он — Ратша.

— Ну что ж, молодец. Идёшь, значит, с нами. — Ратша подал Тальцу свою сильную, широкую десницу.

Они обменялись рукопожатиями, а Милана с грустной улыбкой перекрестила их обоих.

— Пождите-ка тут, — велела она молодцам.

Девушка стремглав вознеслась на крыльцо, скрылась за обитой медью дверью, но спустя всего несколько мгновений вернулась, запыхавшаяся, держа в руке два змеевика на цепочках.

— Это вам на дорогу, — пояснила Милана, надевая змеевики молодцам на шеи. — Оберег. Охранит он от ворога лютого, от напасти лихой, от разбойников, от стрелы калёной. Ступайте с Богом.

Она задорно чмокнула Тальцу в щёку, рассмеялась, взирая на его растерянное лицо, и стрелой умчалась в терем.

— Разбитная девица, — заметил Талец, посмотрев ей вослед.

— Ты во т что, кость боярска! — Ратша выразительно поднёс к лицу Тальца здоровенный кулак. — На Милану чтоб и не глядел! Моя она, понял?! Коли что замечу, не обессудь, рожу окровяню! А то и на мечах биться будем! Так что не доводи до греха!

Талец, помрачнев, ничего не ответил.

Глава 45

ПЕРЕД БИТВОЙ

Бешеная скачка продолжалась уже битый час, но князь Святослав, весь взмокший, беспрерывно подгонял своего статного белого фаря[255]. Они мчались мимо пожарищ, сожжённых и разграбленных дочиста деревень, десятков трупов.

Талец ехал рядом с Хомуней, который в тревоге поминутно оглядывался по сторонам, боясь внезапного нападения из засады. Мысли о Милане, до того бередящие юную душу паренька, отступили, перед глазами стояла горящая родная деревня, злые скуластые лица, лежал в луже крови отец.

В прохладном осеннем воздухе стоял запах гари, ветра почти не было. Уста Тальца запеклись, тело под тяжёлой кольчугой изнывало от нестерпимой жары, из-под шелома градом катился пот.

Скорей бы кончилась эта неистовая скачка! И тогда... Невесть что.

Десница стискивала рукоятку сабли.

— Стой! — Князь Святослав резко взмахнул рукой, осадил коня и спрыгнул наземь. К нему подбежал воин из дозорного отряда и, тяжело дыша, отрывисто заговорил:

— Поганые... лагерем стали возле Сновска... Уж и не думают, супостаты, что мы их опосля Альты... смогём... побить... Мыслят: всё, кончилась Русь... Сторожи ихние мы... порезали... Тихо, ни един человек не ушёл... ни едина лошадь.

— Добро, — скупо похвалил воина Святослав.

Князья и воеводы, сойдя с коней, собрались на скорый совет.

— Ты, Хомуня, бери под начало полк левой руки. Налетишь на них поутру. Мы же упрячемся в буераке, в засаде. Как токмо бой завяжется, тако с засады на поганых и наскочим. Не уйти им от мечей наших. В реку их загоним, искупаем. Каково? — вопросил Святослав.

— Лепо, — поддержал его Хомуня.

— Верно, отче, — хором отозвались сыновья Святослава, Олег и Роман.

— Здорово придумано! — просиял пылкий Ратша.

Князь велел всем съехать с дороги и укрыться в лесу, ожидая, когда подоспеют пешие полки.

Под копытами коней шуршала жухлая листва. Золотом оделись берёзы, грабы, дубы, ярким багрянцем отливали осины. Воздух, Влажный и прозрачный, напоён был ласковым звенящим шелестом увядающих трав.

Красиво и грустно в лесу в такую пору. Воины притихли. Прошла, схлынула горячка бешеной скачки, кони переходили на