— Кто дал наводку! — крикнул я ему в спину. — Подумайте об этом! Хорошо подумайте!

Наумов обернулся и со значением произнес:

— Скоро увидимся! Очень скоро!

Он развернулся и вышел на улицу, а я выругался, теперь уже в голос, и накачал полбокала пива. В несколько глотков выдул его, поставил на прилавок и заблокировал входную дверь деревянным клинышком. Заблокировал — в открытом состоянии, оставив нараспашку. Нервы нервами, но деньги зарабатывать надо…

Первым посетителем оказался Стас Кудрин.

— Привет! — оторвался я при его появлении от газеты и взглянул на «Омегу». — Оксаны нет еще. Через полчаса подойти должна.

Брат огладил бородку и с некоторой долей смущения признался:

— Да я не к ней…

— По пиву?

— Нет, Климова ищу. Не заходил он?

— Нет. Вчера заходил, сегодня не было. Что сказать, если появится?

Стас покачал головой, но сразу передумал и произнес:

— Пусть рассчитывает на меня. Увидимся!

Он вышел за дверь, а я вернулся к чтению. Точнее — вновь уставился в газету.

В голове безостановочно крутилось: «Баран, баран, баран…».

Какой же я баран! Ну почему не проверил комнату, почему там все не обыскал?

Это ведь на поверхности лежало! Самого по себе факта самоубийства было недостаточно, чтобы связать меня с налетом на ювелирный салон, требовались вещественные доказательства. Вот их и подкинули. А я проморгал такой очевидный ход…

Потом пришла тетя Маша, и стало не до самокопания, нашлись дела по хозяйству. А там и ранние посетители потянулись. Все, теперь до вечера не продохнуть. А завтра?

«Завтра» ничего хорошего не сулило. По итогам допроса могут и в камеру отправить. Но даже если нет — Братство тоже со счетов сбрасывать не стоит. Тут хоть круговую оборону занимай…

— Стас заходил, — сказал Оксане, когда та проходила мимо.

Официантка только фыркнула и, виляя пухлым задом, унесла поднос с тарелками на улицу.

Вот что не так сказал? Или поссорились? Да и не суть, собственных проблем хватает.

И как накаркал — «собственные проблемы» нарисовались уже минут через пять.

В бар вошел дознаватель Могилевский, шумно выдохнул, промокнул вспотевший лоб носовым платком и двинулся к стойке.

— А налейте мне кружечку светлого, Вячеслав Владимирович! — попросил он, усаживаясь на стул.

— А стоит ли, Юрий Васильевич? Вы же при исполнении. Еще выговор получите.

Дознаватель расстегнул кожаную папку и выложил на стол наполовину заполненный лист.

— Ознакомьтесь и распишитесь.

— Подписка о невыезде? — опешил я. — Вы издеваетесь?!

Могилевский пододвинул ручку.

— Подписывайте.

Захотелось взять ручку и воткнуть ее в глаз дознавателя, но вместо этого я поставил в соответствующей графе свою закорючку.

— Что-то еще?

— Кружку светлого. Теперь я не при исполнении.

Я взял бокал и начал накачивать в него помпой пиво, мысленно желая дружиннику подавиться. Тот наблюдал за моими действиями с непонятной полуулыбкой, а потом произнес:

— Вот даже не знаю, то ли вы очень везучий, то ли наоборот. Это как с полным набором козырей в дураках остаться. Вроде карта хорошая пришла, а на погоны шестерки нацепили.

Я передвинул бокал с пивом Могилевскому, не став никак комментировать его высказывание.

— Вот вы состоите в резерве Патруля, а у нас установка к силовикам предельно лояльно относиться. И помогло это вам? Да ничуть! И в списке персон, которых кошмарить не рекомендуется, вы тоже значитесь, но опять нашла коса на камень. Мне руководство прямо приказало к пожеланиям Братства прислушиваться, несмотря на… — грузный дознаватель многозначительно замолчал, отпил пива и блаженно выдохнул: — Хорошо!

— Хорошо, да не очень.

— То ли еще будет!

— Например?

— Ну вот так сразу Братству вас никто не выдаст. Только через суд. Поэтому завтра на допрос с вещичками подходите. Сразу оттуда в ИВС заедете.

— Серьезно? — прищурился я.

— Предельно, — кивнул Могилевский. — Руководство Патруля уже поставлено в известность. Могли бы и сразу арестовать, да вам хватило ума отпечатки стереть. Поэтому сначала проведут экспертизу найденных артефактов.

— Это не мой пакет!

— А чей же? — спросил дознаватель и сам за меня ответил: — Подкинули?

— Подкинули.

— Не оригинально.

— Я что, враг себе — ворованное в спальне хранить? — окрысился я. — Через мои руки всякое проходило, но не в доме же склад устраивать!

— Ваша версия?

Я немного поколебался, прикидывая, чем может грозить излишняя откровенность, но все же решил о нападении рассказать. Могилевский молча выслушал меня, потом спросил:

— О незаконном проникновении заявляли?

— Нет.

— А говорите, не враг себе.

Я выругался. Дознаватель покачал головой и достал бумажник.

— Сушите сухари, Вячеслав Владимирович, — посоветовал Могилевский, расплачиваясь за пиво. — Или пускайтесь в бега прямо сейчас, как ваш подельник.

— Подельник? Теперь у меня есть подельник?

— С вами по делу проходит начальник охраны Колхозного рынка. Сегодня он не вышел на работу. Пропал.

— Климов? — не понял я. — Не может быть!

— Постановление о невыезде заведут в систему после обеда. Но если соберетесь делать ноги, воспользуйтесь служебными воротами, — предупредил Могилевский, взял папку и направился на выход. — Всего хорошего!

— И вам не хворать, — пробормотал я, чувствуя, как идет кругом голова.

Убийство дяди Миши, покушение, подкинутые артефакты, обыск и грядущий арест никак не укладывались в единую картинку, словно неподходящие по форме элементы пазла. И Клим. Еще оставался Клим…

Климов знал и меня, и дядю Мишу, а теперь исчез. Сбежал или убит? Обвинен облыжно или за всеми последними событиями стоит именно он?

Сомневаюсь, конечно, но вдруг?

Перед посещением ювелирного салона я заезжал на Колхозный рынок, не мог ли кто-то слышать там мой разговор с Иваном? Что, если никакой слежки ни за мной, ни за салоном не было, а просто я слишком громко говорил по чарофону?

Опять же с какой стати Могилевскому идти на такую откровенность? Зачем он меня предупредил? И не слил ли дезинформацию, чтобы арестовать при попытке покинуть Форт? Бегство подозреваемого обычно придает собранным уликам дополнительный вес.