Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свита шла с помповиками — ружья, как у винтажных оловянных солдатиков, были закинуты на плечо. Кое-кто был с калашами, но немного — всего человек пятнадцать. Потом я видел братву в разных ситуациях: и на стрелках, и в кабаках, и на охоте, и в «Крестах». Поверьте, это мало похоже на сериалы про бригады. И если бы я был постановщиком детективного блокбастера и воспроизвел бы ту сцену натурально, мне бы не поверили. Саундтреком шло злобное сопение, пыхтение, шмыганье носами и стук подков по мраморному ленфильмовскому полу. Зачем бандиты начала девяностых набивали на ботинки стальные пластины? До сих пор это для меня загадка. Короче, это был цирк с конями. Такого количества сломанных носов и выбитых зубов, неандертальских лбов и шрамов на синих физиономиях я не видел ни до, ни после того знакомства с Владимиром Вольфовичем Жириновским в картузике и длинном черном пальто, как в «Матрице».
Вошли в студию. Я говорю:
— Уважаемый, а можно этот зверинец оставить в коридоре? У меня аллергия на тестостерон в такой концентрации. И вообще, на хера? Тут как бы студия, а не станция юных натуралистов. И скажите им, чтобы не харкали, не пердели и не плевали на пол.
Жириновский повернулся к свите:
— Давайте валите!
И вяло махнул рукой, показывая на дверь. Бандосы, толка ясь, стали выходить. Почему-то спиной вперед. Через несколько минут мы начали запись и писали диалог ЧЕТЫРЕ ЧАСА, пока не закончились все свободные бетакамовские кассеты. Это было нечто! Сегодня все знают способность Жириновского нести ахинею на любую тему. Через полчаса разговора он раскрепощается. Начинает в каждой фразе вставлять скороговоркой «ебт» и «блянах», рассказывать, что в детстве у него были поллюции, что он посадит Собчака в Петропавловскую крепость, что, если бы он был генералом, организовал бы путч. И вообще, что среду нужно сделать общенациональным выходным, водку выдавать рабочим и солдатам, каждой бабе дать по мужику. Что вытирать попу бумагой — расточительство и разбазаривание природных ресурсов. А зачем, если можно поставить в каждом унитазе фонтанчик для подмывания. Что во время месячных студенткам нужно давать дополнительные каникулы, так как учебный материал не усваивается, выйти из аудитории, чтобы тампон поменять, нельзя и вообще их вид расстраивает окружающих. Потом что-то про евреев, типа продали Россию. И что он с удовольствием бы стал раввином, если бы мама была еврейкой, и при этом был бы за русских. А партия ЛДПР — это передовой отряд общества, и когда он, Жириновский, станет президентом, то сделает бедных богатыми, а ненужных расстреляет. Самолично.
— Эй, вот ты, кургузый! — кричал он оператору. — Быстро выйди в коридор, позови охрану! Давай покажем, какие у нас в ЛДПР бойцы — солдаты партии! Нет, постой, не зови, просто возьми у кого-нибудь пушку и принеси сюда, быстро! Я сейчас выстрелю, покажу, как мы их будем уничтожать! Что значит «не дают»? Скажи, вождь приказал! И принеси мне портфель, там водка, я хочу выпить за здоровье. Как тебя зовут? Я забыл! Дима? Я хочу выпить за здоровье лучшего телеведущего, который не боится правды!
Потом за свою телевизионную карьеру я провел с Жириновским десятка три передач. Это всегда было шоу. Зрители обожали подобные программы. Мы напивались с Владимиром Вольфовичем в прямом эфире. Записывали интервью на борту яхты, в машине, в поезде, даже в гей-клубе «69»[436]. Тогда технологи ЛДПР хотели привлечь голоса ЛГБТ на выборах в Думу. Жириновский давал интервью в компании мальчиков-проституток. И когда сказал все, что могло пойти в эфир, вдруг обратился к одному из геев:
— Отсосешь?
Все ошалели. Жириновский сказал мне:
— А чего такого? Сладенький же! Где тут чилаут[437]?
И реально пошел с ним в ВИП-зону, на ходу обернувшись к оператору:
— Чего камеру выключил, ты снимай, снимай! А то скажут, что я натурал!
И действительно, через пятнадцать минут вышел очень жизнерадостный. Я стал убеждать его, что это не стоит показывать в эфире. Но не убедил и что-то такое краешком показал: жест, когда вождь ЛДПР смачно держит мальчонку за попу. Показал со спины, так как юноша был явно на грани возраста согласия[438]. Честно говоря, мне совершенно безразлична сексуальная ориентация Жириновского, как, впрочем, и всех остальных жителей этой планеты. Я рассказываю этот случай совершенно с другой целью: если бы у вождя ЛДПР была бы возможность совокупиться с лошадью и это можно было бы показать по телевизору и добавить интереса к его персоне, он бы сам предложил такой сюжет. Он действительно без комплексов и без затей. Есть только одна личность на этом свете, к которой он испытывает искреннее неподдельное влечение, — это он сам.
— Дайте мне телевидение на месяц, и я стану президентом, — говорил мне как-то Жириновский в конце девяностых. — Мне никаких этих политтехнологов не надо. Мне нужен ящик[439], ящик и еще раз ящик! А если я стану президентом, я запрещу телевизоры на фиг! Народ работать должен, а не смотреть всякую херню. Или сделаю один канал, где будут показывать только партию ЛДПР. Вот как раньше было? Все смотрели партийные съезды, и вся страна работала. Просрал Мишка[440] державу! А почему? Потому что пустил в телевизор всяких залуп конских и хуил бычьих. А надо было…
Он в жизни совсем не такой, как в ящике. Медлительный, грузный, как с тяжелого похмелья. Говорит медленно. Всегда расслаблен — галстук распущен, рубашка расстегнута. Жестов нет, двигается лениво, замедленно, как рыба в ночном море. Почти спит. И всегда спит в машине, пока никто не видит. Старый усталый пенсионер, придавленный своим образом, как квашеная капуста гантелей в эмалированном ведре. Но концентрируется мгновенно. Пару раз я видел, как глотает перед эфиром колесо[441] и сразу после эфира мгновенно расплывается в кресле. Как питание выключили. Батареек у него нет, он от сети.
Телевидение — штука дорогостоящая. Это сейчас канал на YouTube ничего не требует, а студию можно сляпать почти из ничего, HD-камера стоит какие-то копейки, а не те лютые десятки тысяч долларов, которые в середине девяностых стоил цифровой Betacam. Однажды мой тогдашний продюсер договорился с Жириновским, что мы будем гонять рекламу ЛДПР в программе. Естественно, не бесплатно. Приехали