Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже вовсю шла перестройка. Уже все создавали кооперативы и шарашкины конторы, уже поднимались из пены дней колоссы будущего бандитского Питера, а Вадик все наводил мосты. Он был своим в райкоме комсомола, в рок-клубе на Рубинштейна, в «Психодроме»[413] и коридорах «Ленфильма». А также в кафе «Роза ветров» и в «Космосе»[414], в качалках-подвалах и комиссионках Апраксина двора. Он выбирал свою судьбу так, как будто впереди у него была вечность. Но пару магазинов все-таки открыл. С челночной байдой[415]. Диски, шмотки, видаки, духи, колготки… Купил красную «девятку» с длинным крылом и снял первый фильм, ставший сегодня уже легендарным. Не как режиссер — нет, конечно. Но помогал знаменитому режиссеру в качестве ассистента. Однако главное не в этом — он подтянул грузинского кооператора, который дал деньги на ударное завершение картины. Инвестор смог через Вадика обналичить огромные деньги, точнее, отмыть. Тогда «Ленфильм» ведь почти официально стал прачечной, а Вадика считали очень крутым продюсером.
В 1989 году он снял квартиру где-то на первом этаже в Коломне[416] и обзавелся помощниками. Сначала у него работали трое совсем молодых пацанчиков, потом пятеро, потом и вовсе десяток. Он набирал персонал среди студентов Финэка[417]. Только из очень хороших семей. Только золотых медалистов и круглых отличников. Учил всему сам. Сначала они мыли пол в магазинах. Потом считали наличку. Вадик всегда подкидывал подлянки — проверял. Давал пачку денег, типа несчитаную. Проверь, сколько там, должна быть тысяча. И клал на сотку-другую больше. Помощник приходил: все верно, тысяча. Или говорил: извините, Вадим Вадимович, я обнаружил, что есть две лишние сотки. А бывало, что недокладывал. Говорил: вот возьми деньги, отнеси в банк, там столько-то. А это твоя зарплата. Помощник либо клал свои в пачку, либо приходил с дурацкой физиономией: не хватает до суммы в пачке. Короче, за пару месяцев у нашего Губки сформировалась надежная команда. Понимающая.
Первым делом Вадик отправился по Невскому. Вычислил все помещения, принадлежащие художникам. Нашел выход на алчного старичка, председателя ЛОСХа[418]. Приватизировал лавку художника, магазины на углу Думской, пару десятков мансард-мастерских. Потом нашел выход на Ленкомиссионторг. Пытался отжать магазин «Океан» на площади Мира, но пролетел. Деньги занимал только в общаках, с банками никогда не связывался. Старичка не кидал. Те, кто ерепенился, вскоре сменялись более покладистыми. Связи у Вадика были хорошие, ЗАКАЗЫ он оплачивал точно, как в аптеке. Никогда не болтал лишнего. Через год Невский был его. Но тут возник первый конфликт — самого Вадика ЗАКАЗАЛ Костя[419]. И это была проблема. Две недели он ездил с калашом на коленях. Но через воров договорился: отдал три самых сладких точки на Невском и все мансарды. Под крышу не пошел. Собрал свою бригаду. Никаких интересов, кроме конкретной защиты личного бизнеса. Потом он эту братву отпустит на вольные хлеба. Забавная была бригадка. Все полегли. Ну такое часто бывало в те лихие времена.
А любил Губка японскую кухню. Вот даже больше, чем грузинскую. И однажды открыл сушечную[420] прямо рядом с телецентром, чудовищно дорогую и пафосную — продукты закупали только в Штатах. И пригласил меня перекусить. Но так получилось, что в тот день на Петроградской была авария. В телецентр была заведена резервная линия электропитания, а в сушечную — нет. И продукты стали слегка вторичными. А беседа была серьезная, как-то на сашими я особо и внимания не обратил. Ну и потом спасался каким-то антидристином, съев упаковку перед прямым эфиром…
Мечтой Вадика был Анатолий Собчак. Он месяцами рассчитывал траектории. Через телевидение, через конторских, через Михо, через Нарусову, через Бэллу. Через телок-моделей. Через Клаудиу Шиффер. Даже через бренд-менеджера бутика Tiffany по прозвищу Юля Ротик[421]. Я не стану рассказывать, как ему это удалось, все равно никто не поверит, но Собчак пригласил Вадика на воскресный завтрак в «Асторию» и они общались три часа. Вышел Вадик Губка совершенно разочарованным. Мэр оказался пустышкой, вопросы проще было решать через других. А интересовала Вадика только одна вещь — коммерческая недвижка. Его команда в ту пору окучивала Коломяги[422]. Через участковых искали сомнительные семьи. Договаривались о выкупе участков. В обмен давали дома в области и доплату. Скупили целые гектары. Губка предвидел, что вскоре этой земле не будет цены.
Потом Вадик стал продюсером ГТРК «Петербург»[423]. Он почувствовал, что телевидение вот-вот окажется решающим аргументом в какой-то борьбе. И купил сразу несколько информационных программ со всеми потрохами: камерами, корреспондентами, машинами, даже электрическими чайниками. Хотя он почти не умел писать по-русски, но в продюсерском деле разбирался вполне. А тут как раз выборы. И вице-мэр, владеющий информацией, прямо обратился: нужна, мол, ваша помощь. Вадим понял, что это звездный час, и стал помогать. Но неудачно. Когда Ирина Ивановна[424] после выборов в ресторанчике «У камина» встречалась с людьми, сказала: чтобы этого подонка в городе не было. И люди сказали: Вадик, ты уважаемый человек, но ты же сам понимать должен…
Губка опять оказался в непонятном[425]. В Нью-Йорк он улетал с шестьюдесятью долларами. Без квартир, машин, денег, связей, команды. Он сбросил все, и это его спасло. За год он выучил язык. Еще через год уже вполне освоился и опять открыл кредит у грузин. Две операции с недвижкой на Манхэттене выправили ситуацию. А потом еще десяток, но уже во Флориде — как инвестор. Получил гринку. Через три года смог вернуться в Москву. Вице-мэр о нем вспомнил, общие знакомые передали. Вернулись какие-то пацаны, подтянули к нефтянке. Костю, злейшего врага, застрелили. А в Штатах Губка впитал новое правило: надо не просто быть невидимкой, но не надо вообще ничего иметь. И он нашел себя — создал самую крутую ресторанную сеть в России. У которой почти нет ничего, кроме имени и технологии. Но каждый год миллионов по пятьдесят Губка с нее имеет.
А вот суши я с тех пор в России не ем. Хотя у Вадика четкое правило: в каждом ресторане обязательно есть резервный генератор.