будет там, и не ожидал, что им будет насрать, но он чертовски весело провел время, пугая их до усрачки. Потом он поступил в колледж, в который она хотела поступить. Ничего. Это был первый раз, когда он услышал о том, что у нее есть бабушка с дедушкой.

— Хорошо, так где же это? — Он был встревожен и готов вернуть ее.

Сэл нажал еще несколько кнопок, прежде чем начал смеяться.

— Я предлагаю тебе пойти домой и, блядь, переодеться.

Винсент и Лука уставились на него, ожидая, что он скажет им, где она была.

Сэл подавил смех, чтобы, наконец, выплюнуть его.

— Адрес находится в Трипойнте, штат Кентукки.

— Кентукки?

Винсент сидел, ошеломленный. Он попытался представить, как, черт возьми, Лейк заставила себя поехать туда. Неважно. Гребаное отчаяние, вот как.

— Ну, повеселись там, черт возьми.

Лука откинулся на спинку стула, улыбаясь и явно наслаждаясь тем, что не он был тем, кто должен был уйти.

Сэл записал для него адрес, когда он наконец перестал смеяться.

Он посмотрел на листок бумаги.

— Что, черт возьми, они там носят?

Это снова заставило Сэла рассмеяться.

— Камуфляж. Много-много камуфляжа.

— Я бы говорил, как можно меньше и держал твой сильный итальянский акцент при себе. Они, наверное, пристрелят тебя там, черт возьми.

Лука на самом деле немного рассмеялся, когда он рассказал ему последнюю часть.

Винсент встал, выбегая из комнаты.

— Отвали.

ГЛАВА 45

Кожа и татуировки

Лейк вошла в закусочную за домом своих бабушки и дедушки. Она уехала из Канзас — Сити неделю назад, приехав в единственное место, где у нее осталась семья, — Трипойнт, штат Кентукки.

Если быть честной, то поначалу от мысли о жизни в Кентукки у нее по коже побежали мурашки. Она не была уверена, на что это будет похоже, но она без сомнения знала, что больше не вернется в Канзас-Сити. Лейк родилась городской девушкой, поэтому переезд в очень сельский маленький городок был своего рода адаптацией. Я думаю, это еще мягко сказано.

Лейк позвонила отцу, когда вернулась домой, но он сразу переключил ее на голосовую почту. Она сильно плакала из-за того, что ей пришлось сообщить отцу, что она уезжает, через голосовую почту. Это было самое трудное, что она когда-либо делала. Она не сказала ему, куда собирается, боясь, что Данте может использовать это против него. Чем меньше он будет знать, тем лучше.

Ее отец хранил старый листок бумаги с номером, спрятанный в коробке со старыми вещами. Она вспомнила, как однажды, когда она была маленькой девочкой, он показал ей содержимое коробки. Он показывал ей свои фотографии, когда был моложе, где он жил до того, как его семья переехала в Канзас-Сити, и у него даже сохранились фотографии ее бабушки и дедушки. Она бы не узнала, чей это был номер, если бы он не написал над ним "сумасшедшая гребаная мать".

К счастью, ее бабушка ответила, а затем Лейк собрала сумку и села в автобус прямо туда. Конечно, ей действительно пришлось умолять их выйти. Она могла бы сказать, что у них была легкая паранойя по поводу мафии и жизни в целом. Лейк просто сказала им, что пытается найти лучшую жизнь вдали от мафии, и заверила их, что ее никто не ищет.

По сути, я просто врала изо всех сил.

Она сидела на заднем сиденье автобуса, тихие слезы катились по ее лицу, а вдали виднелся Канзас-Сити. Ее уничтожил не отъезд из города, в котором она родилась и выросла, а отъезд от Винсента.

Как бы сильно она ни хотела ненавидеть его, она не могла. Она заботилась о нем, хотела она того или нет. Более того, она поделилась с ним чем-то совершенно особенным, что могла испытать только один раз. Не имело значения, сколько времени пройдет, никто никогда не сможет забыть о своем первом. Это было невозможно сделать.

К счастью, подошла официантка и приняла их заказ, избавив ее от мыслей о Винсенте.

— Нет, нет, нет, нет! — закричала ее бабушка, глядя на дверь.

Лейк повернула голову и увидела, как в закусочную входит огромная банда байкеров. Из того, что она поняла из разглагольствований своей бабушки, они называли себя "Последними всадниками" и владели какой-то компанией по выживанию. Только в гребаном Кентукки можно было услышать что-то настолько нелепое, как это.

Когда они сдвинули кучу столов и стульев вместе, ее бабушка встала.

— Мы убираемся отсюда к чертовой матери.

Глаза Лейк расширились от того, как громко она это сказала. Встав, она смотрела, как ее бабушка с дедушкой выбегают из дома так быстро, что только звон колокольчика заставил ее понять, что они уже ушли.

Направляясь к двери, она не могла не взглянуть на стол, полный байкеров и их женщин, которые явно слышали и наблюдали за всем происходящим. В конце стола сидела милая блондинка с близнецами, которая выглядела особенно расстроенной.

Она обнаружила, что ее ноги перестали двигаться, чувствуя себя ужасно из-за действий своей бабушки.

— Я… мне жаль. Моя бабушка, ну… — ее взгляд слегка переместился с блондинки на нескольких грубых, суровых на вид мужчин в коже, прежде чем она снова перевела его на симпатичную блондинку — эм, старая.

— Я полностью понимаю. — Она мягко улыбнулась, бросая раздраженные взгляды на мужчин за столом в ответ на их смех. — Я Бет.

— Привет, я Лейк.

Она улыбнулась в ответ; улыбка женщины была заразительной.

— Я не видела тебя здесь раньше. Ты недавно приехала?

— Я просто навещаю своих бабушку и дедушку на лето. Она наблюдала, как подошла официантка и спросила, готовы ли они принять заказ.

— Хорошо, я уберусь с твоего пути, чтобы ты могла поесть.

— Ты можешь остаться и присоединиться к нам, — сказала Бет.

— Если вы уже сделали заказ, она может принести его вместе с нашим.

Лейк прикусила губу, размышляя, стоит ли ей остаться. Она действительно чувствовала себя неловко из-за того, что официантка, вероятно, уже приняла их заказ, и, по крайней мере, ее еда не пропадет даром. Несмотря на то, что байкеры выглядели устрашающе, они не могли быть слишком плохими, если бы за столом были дети.

— Это было бы здорово.

Спасибо тебе, Боже. Я могу немного отдохнуть от своих бабушки и дедушки.

Мужчина рядом с Бет встал из-за стола, поспешно отодвинув стул от другого, свирепо глядя на сидящих, когда