– Кто тебя послал?

– Я не знаю, как его зовут!

Прист снова дернул голову взломщика назад, готовясь еще раз всадить ее в буфет. Ему хотелось, чтобы красное пятно на старом дереве сделалось еще больше.

– Попробуй еще раз, – вновь предложил он.

Незваный гость начал скулить. Его нос расплющился и перекосился набок – переносица была сломана.

– Я не знаю, как его зовут.

– Тогда кого же ты будешь благодарить за свои четыреста фунтов?

Прист держал голову чужака примерно в футе от дверцы буфета. Этого расстояния хватило бы, чтобы расколоть тому череп, будь у него такая охота. Но спешить не хотелось. Он и так достаточно обработал этого малого, чтобы тот выложил все, что знает. Сара бы не обрадовалась, если бы он оказался в той же обитой войлоком палате, что и Уильям. И Джессике это бы тоже не понравилось.

– Он носит на голове мешок. Клянусь тебе, чувак, я не знаю, как его зовут! – Взломщик сглотнул и облизал свои толстые губы, то открывая, то закрывая рот, как рыба, вытащенная из воды.

Когда Чарли снова схватил его за ворот, раздался хлопок, и мозги взломщика брызнули на буфет. Прист сразу же отпустил обмякшее тело и повернулся.

Человек с мешком на голове твердой рукой держал пистолет, нацеленный на хозяина дома. Его явно ничуть не смущало зрелище лежащего между ними обезображенного тела. Широкоплечий, но пониже Приста. Прист отметил длинный коричневый плащ, туго затянутый поясом, перчатки с обрезанными пальцами и тяжелые ботинки. Но самой примечательной деталью его облика служил белый капюшон с прорезями для глаз.

Чарли ждал. Его трясло, он задыхался, грудь словно сдавило обручем.

– Значит, вы и есть тот человек с мешком на голове, который послал сюда этого малого?

– Вот именно. – Мужчина в капюшоне сказал это низким грудным голосом, похоже, нарочно искажая его истинный тембр.

Он явно знал, где нужно стоять: достаточно близко, чтобы Прист понял – он не промажет, но слишком далеко, чтобы можно было попробовать отнять у него пистолет.

Чарли больше не контролировал ситуацию. Теперь его жизнь зависит от умения найти нужные слова.

– Вы наблюдали за домом, – сказал Чарли.

– Да.

– И видели, как я вошел.

– К несчастью для вас, мистер Прист.

– Где Хейли?

Мужчина в капюшоне тихо рассмеялся.

– В надежном месте. В нашем особом доме. И пока еще жива. Не беспокойтесь о ней. Боюсь, ваше участие в этом деле сейчас закончится. Вам осталось сделать только одну вещь.

В мозг Приста поступало слишком много кислорода, он едва справлялся с таким количеством.

– И какую же?

– Вы должны открыть вон тот конверт.

И мужчина в капюшоне кивком указал на ворох конвертов на кухонном столе. На верхнем от руки было написано имя Приста. Он узнал почерк. Протянув руку, взял конверт, заклеенный лентой для бандеролей. Внутри лежало что-то выпуклое, обернутое пузырьковой пленкой.

Не спуская глаз с пистолета, Прист открыл конверт и достал из него флешку.

– Отлично. Не могли бы вы бросить ее мне? – попросил мужчина в капюшоне.

– Что на ней?

– Не все ли равно? Эти данные важны для меня. Что еще вы хотите знать?

Чарли бросил флешку, и человек в капюшоне ловко ее поймал.

– Ничего личного, Прист, – сказал он.

Судя по тону, ситуация его немного забавляла.

– Вижу, – пробормотал Чарли.

Я совершенно ничего не чувствую.

– Тогда вам придется умереть именно с этой мыслью и унести ее с собой в ад. – Мужчина в капюшоне опять громко засмеялся.

В ад. Ведь именно туда отправляются все адвокаты.

– Лучше быть владыкой ада, чем слугою неба, – прошептал Прист.

У него возникло такое чувство, словно он стоит на краю гигантской пропасти и с плеч его спадает тяжкий груз.

– Мильтон [17], – констатировал человек в капюшоне.

Он явно был впечатлен.

– Да.

Прист услышал щелчок взводимого курка. Он ждал, гадая, услышит ли выстрел. Он надеялся, что нет. Надеялся, что его смерть будет беззвучной.

Пистолет выстрелил, и Чарли обнаружил, что смерть отнюдь не беззвучна.

Хейли задыхалась. Легкие горели, как в огне, и она ощущала во рту вкус крови.

Она была жива.

И она не хотела жить.

Хейли помнила боль. Невообразимую боль. Такую, какая бывает в аду. Она не сможет пройти через эту боль снова. Лучше умереть. Да, лучше она убьет себя, чем дождется, когда мужчина в капюшоне снова вольет в ее вену зло.

Женщина поползла в угол комнаты. Каждый дюйм давался ей с мукой. Она не могла пользоваться правой рукой, той, в которую ввели яд. Конечность не двигалась, а когда Хейли решалась посмотреть на нее, то не смогла узнать свою собственную плоть, увидев какой-то высохший почерневший обрубок, более похожий на сук дерева, чем на человеческую длань.

– Это небольшая доза, чтобы ты почувствовала вкус, – пояснил мужчина в капюшоне. – И чтобы у тебя сформировался иммунитет. Нет повода для беспокойства.

Я хочу умереть.

Хейли доползла до угла комнаты и упала, свернув калачиком свое нагое тело.

Пока что он ушел.

Она подумала о своем отце. Он ведь предостерегал ее. А она проигнорировала его предостережение. Мисс Рен уже несколько недель знала, что у него что-то не так, но не придавала этому значения. Но ведь все и так было очевидно. Когда она росла, отец едва помнил о ее существовании, и вот вдруг захотел увидеться с ней.

Он отвез дочь в кафе в полутора милях от ее дома. Оно было маленькое, обшарпанное, уходило под землю на пол-этажа, и кофе там подавали отвратительный. Филип говорил о своей работе, которой он был одержим. Он ввязался во что-то тайное и запутанное. Дочь бы не поняла деталей, но ей все равно следовало спросить, в чем дело.

– Хейли, у меня сейчас важное дело, и нам, вероятно, не удастся часто видеться, – сказал отец, не сообщив ничего нового. – Я просто хочу, чтобы ты поостереглась. Посели к себе кого-нибудь из твоих подруг. Мне не хочется, чтобы ты продолжала жить одна.

Мисс Рен попробовала возразить. Ей нравилось жить одной, ни о ком не беспокоясь. Но отец начал давать еще и другие советы:

– Возвращайся с работы каждый раз другим путем. Будь непредсказуемой. Всегда носи с собой телефон и звони мне, если почувствуешь, что это необходимо. В любое время.