— Это «кошкина люлька», или «веревочка», нитяная головоломка.

Еще несколько движений, и мои пальцы выплетают нечто вроде подвесного моста. Лицо девочки проясняется, ротик от восторга складывается буквой «О».

— Зажмите пальчиками вот тут и вон там, где пересекаются нити, — говорю я.

Она для начала оглядывается на герцогиню: можно ли? Та согласно кивает. Тонкие пальцы Изабо нерешительно смыкаются на перекрещенных нитях.

Я спрашиваю:

— Готовы?

Она взглядывает на меня, потом сосредоточенно опускает глаза на «кошкину люльку» и кивает.

— Держите крепче, — даю я указания. — Теперь тяните в стороны, вот так. А сейчас осторожно сведите руки и проденьте их под мои.

Закусив губу, Изабо выполняет все в точности, неловко и неумело, но очень старательно. Теперь нитки надеты уже на ее пальцы, и лицо девочки розовеет от торжества.

— Как здорово у тебя получилось, — негромко хвалит ее герцогиня.

Я улыбаюсь Изабо, и та улыбается мне в ответ. Она больше не теребит завязки, да и сердечко застучало уверенней. Точно так же бывало и с Луизой. Моя сестренка все переживала из-за своей немощи, и от этого ей становилось только хуже. Мысль о том, что я вполне могу не увидеть больше ни Луизу, ни Шарлотту, обрушивается на меня, подобно тяжкому кузнечному молоту. Можно ли, в самом деле, надеяться на встречу с ними после моей измены графу?

— Госпожа, — заботливо спрашивает герцогиня, — вы в порядке?

— Да, ваша светлость. Просто пыталась вспомнить еще фокусы с ниткой.

Я заталкиваю все помыслы о сестренках в потайной сундучок моего сердца, запираю на крепкий замок и для верности обматываю цепями.

Следующий час пролетает незаметно. Изабо увлеченно постигает все хитрости «кошкиной люльки», а герцогиня негромко переговаривается с дамами. Им определенно не до меня, и я незаметно приглядываюсь к каждой. Давно ли государыня с ними знакома? Насколько они ей верны? Что-то я в Геранде их не видала, а это значит, что они призваны ко двору из знатнейших семей Ренна.

Будем надеяться, эти женщины будут служить герцогине надежнее некоторых других.

Я чувствую, как они, в свою очередь, изучают меня, их взгляды подобны кусачим мошкам. Поди угадай, что прячется за этими взглядами. Простое любопытство? Тайное знание и осуждение?

Когда наступает время ужина, дамы откладывают рукоделие. Сегодня Изабо будет позволено присутствовать в общей трапезной: герцогиня распорядилась насчет выступления менестрелей в надежде развлечь больную сестру.

Когда мы покидаем зимний сад, одна из приближенных дам провожает Изабо, сама же герцогиня идет рядом со мной. Вот она замедляет шаг, и я поневоле делаю то же: не могу же я, в самом деле, уйти вперед и бросить ее одну!

Когда поблизости не оказывается никого, герцогиня тянется к моему уху:

— Госпожа, я хочу, чтобы вы знали: я безмерно благодарна вам за жертву, которую вы принесли. Мне известно, как нелегко идти против своей семьи, даже во имя правого дела. Вам также следует знать, что я нимало не сомневаюсь в истинности всего сказанного вами вчера. Более того, ваше донесение полностью совпадает с теми подозрениями, что давно питали я и мой государь-брат. Жалею лишь о том, что вам выпало узнать столь прискорбные вещи.

Сказав так, герцогиня ласково пожимает мне руку. Затем вступает в беседу с собравшимися менестрелями: она наслышана об их талантах, которые ценит высоко.

Я все слышу, но не понимаю ни слова. Однако в душе лелею драгоценную крупицу надежды, которой государыне было угодно поделиться со мной.

Главный зал Реннского замка уступает Нантскому размерами, но ни в коем случае не роскошью. Повсюду здесь резное дерево и красочные шпалеры, играющие в ярком свете десятков свечей. Воздух густо пропитан ароматами благовоний; пахнет розами, цибетином,[9]гвоздикой и серой амброй.[10]

Я ощущаю биение самое меньшее десятка сердец. Это во всех смыслах насилие над моим восприятием. Хуже того, все присутствующие пребывают в самом радужном настроении, и долгий опыт подсказывает мне, что добром это не кончится. Когда мы вот так безоглядно веселимся и радуемся, боги неизменно чувствуют это — и считают необходимым напомнить нам, на каком свете мы живем.

Первым долгом я оглядываю зал в поисках Чудища, но безобразного пентюха нигде не видно. Облегченно вздыхаю: то-то удовольствие было бы целый вечер делать вид, будто я не замечаю его гнева! Какое, ведь у меня, небось, от одного его взгляда волдыри бы пошли.

Тем не менее остальные советники, все как один, здесь. Аббатиса о чем-то перешептывается с епископом. Словно почувствовав мой взгляд, настоятельница смотрит на меня и спокойно кивает. Я приседаю в поклоне, но близко не подхожу.

Честный капитан Дюнуа занят беседой с канцлером. Разговор у них явно серьезный: капитан сдвинул и без того нависшие брови, сделавшись окончательно похожим на медведя. Я ненавязчиво приближаюсь к нему. Хочется проверить, как он отнесется ко мне теперь, когда знает мою подноготную.

Вот он замечает меня и рассеянно кивает, не прекращая беседы. А может, не столько рассеянно, сколько холодновато, как аббатиса, чтобы у меня пропало желание подходить. Я не так хорошо знаю капитана, чтобы судить о нем. Правда, канцлера Монтобана я не знаю совсем, но безошибочно угадываю неприязнь в его взгляде. Он даже и не пытается ее скрыть.

Я отворачиваюсь от них — и на глаза попадается невысокая сгорбленная фигурка, маячащая непосредственно за порогом. Янник. Без сомнения, это Чудище прислал его проследить, чем я занята.

Рассердившись, я вновь оглядываю зал, ищу, к кому бы присоединиться. Не станет Чудище думать, что я лью слезы и страдаю от разбитого сердца. И я не отверженная, какой он, вероятно, желал бы видеть меня!

В нескольких шагах от себя я вижу кузена государыни — Жана де Шалона. Наши взгляды встречаются, и он улыбается мне. Даже странно, ведь в прошлый раз, когда мы виделись, он держался довольно-таки замкнуто и отстраненно. Однако он красив, и титул у него высокий… словом, Яннику будет что рассказать своему господину.

Я вновь улыбаюсь Шалону. Не очень искрометно, но донельзя таинственно; я же понимаю, что этого человека простыми уловками не обольстишь.

Он подходит и кланяется мне:

— Никак, скучаете в одиночестве, сударыня?

— Ах, что вы, господин мой! Всего лишь раздумываю, чье общество предпочесть.

— В этом мы с вами схожи, — говорит он.

Взяв у пажа кубок с вином, он передает его мне. Принимая угощение, я как бы невзначай касаюсь пальцев Шалона своими и тотчас чувствую, как ускоряется его пульс.