Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После разговора с нищим прорицателем Кассия потеряла покой. Женщина всё не могла решить, как ей поступить и долго думала. Она боялась, что нищий исчезнет, но Гай каждый день сообщал ей, что он сидит на том же месте и, как будто, ждёт. Кассия несколько раз съездила к матери, стремясь понять, чего она хочет, точнее, как поступить было бы правильнее. И с каждым разом она убеждалась в правоте прорицателя. Да, матери было хорошо в том, состоянии, в котором она сейчас находилась. Кассия представила, как будет вести себя мать, когда на неё обрушится реальность и, в конце концов, решилась признать, что её прежнее желание, можно сказать мечта последних лет, не должна осуществиться.
Она послала за нищим. Когда его ввели, он встал на то же, место, где стоял в прошлый раз и молча смотрел на Кассию, ждал.
— Я решила.
Его взгляд стал внимательнее.
— Нельзя менять жизнь моей матери. Я не имею на это право.
Прорицатель улыбнулся:
— Я не ошибся в вас.
Кассия тоже улыбнулась, она обратила внимание, что в эту встречу он обращается к ней более уважительно.
— Но я хочу, чтобы ты кое-что сделал, если это возможно.
— Что?
— Узнать, почему она стала безумной, не грозит ли это мне или моим детям.
Прорицатель кивнул.
— Это можно сделать.
— Когда? — Кассия заволновалась, но постаралась это скрыть.
— Сегодня вечером, на закате. Я должен говорить с ней тогда, когда солнце только начнёт заходить за горизонт.
— Хорошо, тебя проводят в комнату, ты поешь, отдохнёшь. Когда придёт мой муж, мы поедем.
— Лучше без мужа, — категорично сказал нищий.
— Для кого лучше? — Кассия возмутилась. — У меня нет от него секретов!
— Как знаете, — прорицатель покачал головой и опять вышел, не дожидаясь разрешения.
Из сада загородного дома Сатриев открывался восхитительный вид на закат. Дом стоял на небольшом пригорке, который с запада обрывался в глубокий овраг. Поэтому с той стороны стена была низкой и вся местность до горизонта была, как на ладони.
Кассия и Гай с интересом и тревогой смотрели, как Ливия оживлённо беседует с новым человеком. Каким-то непостижимым образом нищий прорицатель в грязных лохмотьях заинтересовал аристократку Ливию так, что та общалась с ним, как с давним другом. Она уже успела рассказать ему все подробности детства и ранней юности, когда прорицатель оставил её и подошёл к Гаю и Кассии.
— Ни в коем случаем, что бы вы ни услышали, не издавайте ни звука, не шевелитесь, — нищий говорил повелительно и строго. — Вас здесь нет.
— Я была совсем девчонкой, когда заметила его. Конечно, я знала его и раньше. Ему было семнадцать лет. Мне — на три года меньше, — Голос Ливии звучал мягко, мечтательно. Воспоминания радовали её. — Да, я знала его давно. Он был рабом у нас, родился в нашем доме. Он был красивый, сильный, нежный. Меня совсем не волновало, что он — раб. Мы были влюблены, безумно влюблены. Даже сейчас, вспоминая о нём, мне становится теплее. Но вы не подумайте, — забеспокоилась Ливия и взяла нищего за руку. — Не подумайте, я очень, очень люблю своего мужа. Прошлое забыто, просто вспоминать приятно. Полгода мы, стараясь, чтобы никто не узнал, встречались. Но нельзя утаить чувства от такого количества окружающих. Наша тайна была раскрыта. Мама страшно разозлилась, заперла меня в моей комнате на целый месяц. Я ела там, справляла нужду. Меня заставляли забыть любимого. Наверное, я забыла бы, но… — Голос Ливии изменился. Из безмятежного он превратился в тревожный. Кассия насторожилась, возможно, сейчас раскроется тайна материнского безумия? — Оказалось, что я беременна, — девушка чуть не вскрикнула. Она прижала ладонь к губам и почти перестала дышать. Беременна от раба! Ливия волновалась всё сильнее, и Кассии подумалось, что вот-вот она сорвётся на крик, на истерику, как это было раньше. Гай взял её за руку и приложил палец к губам. Она кивнула, давая понять, что успокоилась. — Что тут началось! Меня выпустили, тогда я и узнала, что моему любимому и его отцу мать дала вольную и много денег. Она будто откупалась. Я тогда не могла понять, почему, она их отпустила, а не продала куда-нибудь подальше. Но я была рада этому, потому что хоть изредка я могла встретить мою первую любовь. Он и сейчас живёт в городе. Вы, конечно знаете его, это — Спурий Феликс. — Кассия уже догадывалась, какое имя назовёт мать, она знала, что Спурий Феликс был вольноотпущенником семьи Секундов, из которой происходила Ливия. И тут она задрожала, потому что остальное поняла сама. Маркус не был сыном её отца, он был сыном раба. А, может, нет? И, как ответ на её мысленный вопрос, прозвучало продолжение рассказа. — Меня быстро выдали замуж за прекрасного человека, как раз в то время посватавшегося ко мне, Постумия Кассия Сатрия. Это чудесный человек, благородный, честный, я его обожаю, но понимаю, что не достойна его. Ведь мой сын не от него, а от раба. Он думал, что я родила раньше срока… потом у нас появилась дочка, её рождением я, хоть чуть-чуть, замолила свой грех перед мужем, — Досказав, Ливия успокоилась. Заметно было, что ей стало намного легче, и Кассия похвалила себя за решение привести к матери нищего прорицателя. Она подумала, что теперь можно приказать рабам внести идолино114, в саду почти стемнело, только косые лучи заходящего солнца освещали верхушки деревьев. ружающих. ть чувства от такого колличества сьа нищего за руку.
— Я понимаю, что нельзя так говорить, — вдруг услышала Кассия продолжение рассказа, который она считала оконченным. — Но я рада, что мой сын заболел и умер маленьким. Уже в раннем детстве в нём проявлялись чудовищные наклонности, — Ливия говорила всё тише, и слушателям приходилось напрягать слух, чтобы услышать её слова. — Я не могла понять, почему? Ведь и его кровный отец и приёмный были достойными людьми, хотя один из них и был рабом. Я поняла всё после предсмертной исповеди моей матери. Оказалось, что свой грех я унаследовала от неё. Моя мать тоже любила в юности раба. Многие, даже очень знатные римлянки имеют связи с рабами, но не многие от них рожают. Она сказала, что прощает мне связь со Спурием Феликсом и ещё сказала, что… — дальше ничего нельзя было услышать. Последние слова Ливия сказала в самое ухо собеседнику.
Когда она замолчала, нищий прижал руку к её лбу, она откинулась в кресле и спокойно задышала.
— Она спит, — проговорил прорицатель,