– Кажется, где-то в баре завалялась бутылочка. Но ты же больше любишь виски с колой?

– Это да. Но от виски я просто сейчас напьюсь и усну. А завтра буду чувствовать себя такой же несчастной, как и сейчас. Горе надо пережить.

Муж на этот раз не стал спорить. Он не любил, когда жена плачет. Но его пугало, что сейчас она даже плакать не может. Что ж, если вино поможет…

Первых два бокала она выпила залпом и налила себе третьей.

Муж с опаской взглянул на Ксюшу. Такие темпы его настораживали.

– Не бойся, сегодня я могу напиться как сапожница.

– Как сапожник, малыш…

– А я напьюсь как сапожница! Не бойся, мне можно. Я совершенно точно не беременна. И даже есть документ, который это подтверждает.

Она ткнула пальцем в результат анализа, который валялся здесь же, на барной стойке. Несколько капель из бокала попали на бумагу, и тут же расплылись, став похожими на пятна крови.

Они оба сейчас смотрели на листок, и Серж был уверен, что они думают об одном и том же. Недаром говорят: «Муж и жена – одна сатана».

Они думали, сколько крови стоят им эти попытки.

И Серж не хотел уже останавливать жену. Никто не может годами равнодушно наблюдать, как рушатся его надежды.

– Давай сегодня напьемся! – предложил муж, и Ксюша готова была поклясться, что видит в глазах своего пуленепробиваемого мужа слезы.

А потом они открыли вторую бутылку, и пошли плавать в бассейн. Ксюша рыдала, плавала, пила вино и подпевала «Машине времени», песни которой неслись из динамика.

* * *

Долгое время состояние Евы оставалось стабильно тяжелым. По словам врачей, девочке не становилось ни лучше, ни хуже. Несколько раз в больницу приходил Олег, но Алиса не пожелала его видеть.

Мальчики жили пока с Ангелиной Степановной. А Саша даже заявил, что он уже достаточно взрослый, чтобы водить Витька в детский сад, и обоих братьев – на хоккейные тренировки.

Алиса не могла простить врачам, что они не дали не малейшего шанса двум умершим девочкам. Дети не выжили просто потому, что ими некому было заниматься. Только один неонатолог дежурил ночью тридцать первого декабря. Впрочем, она слышала уже официальную версию роддома, по которой две дочери уже родились мертвыми. И вообще, врачи страшно гордились, что смогли спасти жизнь самой Алисе.

Ева умерла в конце января.

В палату пришел очередной врач, который долго ее успокаивал и уверял, что девочка, если бы даже выжила, скорее всего, осталась бы инвалидом. Он просил Алису задуматься, нужен ли ей ребенок-инвалид. Но Алисе и думать было не надо. Ей был нужен. Любой. Ребенок.

Ведь это ее девочка… Крошечная Ева… Еще утром Алиса держала малышку за руку, и Ева сжимала ее палец в ответ.

На похоронах Евы были только самые близкие – дети, мама, Сорины. Приехал Еремин из Питера. Пришел Олег. И Алиса не стала его прогонять. Ведь это, несмотря ни на что, и его дочка тоже. Тела двух других девочек не отдали – во всех медицинских документах они значились как мертворожденные, а значит, врачи не обязаны выдавать тела.

После поминок все ушли. И как-то так получилось, что Алиса оказалась на кухне один на один с Олегом.

– Прости меня…

– Даже не начинай этот разговор. Разве такое можно простить?

– Наверное, ты права.

Он схватил со стола свою барсетку, и через минута Алиса услышала, как хлопнула входная дверь.

* * *

Следующий протокол ЭКО тоже оказался неудачным для Ксюши. Также как и третий, и четвертый, и пятый. Она делала эту процедуру уже в шестой раз и все эти уколы-пункции-подсадки давно превратились в рутинную работу.

Она просто знала, что нужно продолжать, и все.

Протвинские уже несколько месяцев вели здоровый образ жизни. Алкоголь теперь появлялся на их столе только по праздникам. Серж даже бросил курить, хотя к сигаретам пристрастился еще в школе. Муж начинал каждое утро с пробежки – он и раньше любил бегать по утрам, но теперь вдобавок где-то вычитал, что физическая активность способствует улучшению качества спермы, и утроил рвение. Альма с удовольствием составляла компанию хозяину.

Ксюша во время протокола придерживалась строгой диеты. Даже любимый кофе пришлось исключить из рациона.

На этот раз ее соседкой по палате оказалась зрелая женщина, которой на вид было никак не меньше сорока.

– А какая у вас попытка?

– Шестая, – вздохнула Ксюша, понимая, как это много.

– А у меня одиннадцатая, – грустно улыбнулась женщина.

Вот это да! Неужели кто-то ее переплюнул?

– А детки есть? – сочувственно спросила Ксюша.

И женщина замотала головой.

Потом соседка рассказала ей, как прошла все Московские клиники. Похоже, она побывала у всех именитых репродуктологов, и знала все о том, как можно повлиять на результат.

Она пережила десять неудач. Ей было сорок шесть лет. И несмотря ни на что, все еще надеялась стать мамой.

И вдруг Ксюша поняла, что она просто не может все бросить и отчаяться. Не имеет права.

Новенькая иномарка остановилась рядом с офисом одной из компаний Большой Тройки. Алиса выбралась из салона и стряхнула с безупречного делового костюма невидимые пылинки.

Она пришла работать в этот консалтинговый гигант чуть больше двух лет назад, не имея за плечами никакого профессионального опыта. А опыт по введению прикорма, смене подгузников и улучшению лактации был тут никому не нужен.

На эту работу ее устроил Еремин. Он же убедил, что бояться нечего – в тридцать два года еще не поздно начать карьеру. Лучший друг, как всегда, оказался прав: в кратчайшие сроки Алиса стала начальником отдела. И то ли еще будет!

Сам Еремин так и остался жить в Петербурге. Теперь Сашка самолично руководил питерским филиалом. Весной Алиса вместе со своими мальчишками ездила к нему в гости, знакомиться с Сашкиной невестой – студенткой медицинского. Той самой девочкой, которую Ксюша Протвинская когда-то рекомендовала на место сиделки. А еще Саня решил усыновить ее дочку. Так что в ближайшее время Еремин станет сразу и мужем, и отцом.

* * *

Очередной жаркий день вечного тайского лета близился к завершению. Солнце медленно опускалось за горизонт, оставляя на поверхности Адаманского моря золотые отблески. По берегу, вдоль самой кромки воды, шла высокая женщина в белом льняном платье. Ее длинные темно-каштановые волосы развивались на легком ветру. Она держала за руку мальчика, такого маленького, что, казалось, он только-только научился ходить. У малыша была смуглая кожа, завитки темных волос и такой же пронзительный взгляд, как у мужчины, который сжимал другую его руку. С нескольких шагов отца мальчика можно было принять за совсем молодого человека, благодаря безупречной фигуре. И лишь морщины, что пролегли вдоль лба, и седина на висках выдавали его подлинный возраст.