Я продолжала молчать, и он взял мои руки в свои. Не стала отнимать. Их тепло, их дрожь, твердость напряженных мышц заменяли мне выражение его лица. Только руки и голос — все, что у меня было сейчас, и я наслаждалась этим в последний раз, чтобы увезти с собой, спрятав в сердце.

— Лили… — в его голосе не было бархатных сладких нот и глубины. Он был плоский, сиплый, лишенный оттенков. — Я не могу расстаться с тобой. Не смог уже тогда, улетая из России, и тем более не могу сейчас, когда с каждой неделей ты становилась мне все ближе. Проникала под кожу. В сердце. Не могу я тебя отпустить! Не надо!

Я продолжала молчать. Трогать его пальцы, перебирать их, жадно вдыхать его запах — и молчать, потому что это все не имело никакого значения. Не перевешивало.

— Когда я увидел одно за другим твои сообщения…

— Когда ты их увидел?

Дэрил вскинул руку, посмотрев на часы.

— Три часа назад.

— А до этого?

— Переговоры. Потом сел телефон. Во время перерыва попросил найди зарядку, но продюсер увез нас показывать отель, в котором он хотел снимать. Когда вернулись и я включил его…

— Что? — требовательно спросила я.

Дэрил молчал, вертел телефон в руках, блики скользили по трещинам на экране.

— Что?! — повторила я громче. — Что — когда вернулись?

Он молчал.

Тот человек, что всегда находил слова, в которые укутывал меня, которыми убаюкивал.

— Дэрил!

— Я просто не хочу испытать это снова. Никогда. — Глухо сказал он.

Где-то вдалеке хлопнула дверь и исчезли последние отблески света.

Мы остались в полной темноте.

Мне казалось — за миллионы световых лет друг от друга.

— Лили… — позвал Дэрил, и я почувствовала его дыхание. Нет. Он рядом. — Что я не сделал для тебя? Что ты хочешь? Кино? Я подниму все свои знакомства — будешь сниматься хоть каждую неделю. Да, в массовке, в эпизодах — но будешь. Хочешь других мужчин?

Он осекся и скрипнул зубами, а я горько усмехнулась — что, даже это разрешит?

Покачала головой.

Спохватилась, что он едва ли видит это в темноте и разомкнула спаянные отчаянием губы:

— Нет. Ничего не нужно. Все.

— Но ты так улыбалась рядом со мной, Лили? Все было хорошо!

— Улыбалась именно потому, что была рядом с тобой.

— Так останься со мной!

— Не могу, — призналась я как-то очень легко, словно не выплакивала, не выкрикивала это из себя много часов. — Не могу смотреть на то, как ты трахаешь других, целуешь других, обнимаешь, танцуешь, признаешься в любви, смеешься с ними, пьешь пиво, болтаешь, развлекаешься, ездишь на работу, ужинаешь — делаешь все, все, все то же самое, что со мной.

— Но…

Я замотала головой, спохватилась, сжала его руки, призывая молчать.

— У нас нет ничего, что было бы только для нас двоих, Дэрил! Что-то, что ты бы не делал с кем-то другим. Когда жене принадлежит тело мужа — оно только ее. Если он отдаст его другой — это будет нарушение клятв верности. А что принадлежит мне? Душа? Что такое эта твоя душа? В чем моя эксклюзивность — что-то, что ты не отдаешь никому другому? Если даже любовь ты умеешь изображать на экране так, что тебе дают за это награды?..

Мой голос становился все тише и тише, я понижала его, слыша, как разносятся слова в полупустом павильоне. Последние слова я почти шептала. Они замерли в полной тишине.

— Я так не могу… — прошептала я еле слышно. — Не могу принять твою работу. Видеть, как ты себя разрушаешь, ломаешь. И… помогаешь ломать других.

— Слушай…

Я вскинула руку, накрывая пальцами его губы.

— Прости. Я старалась. Отделять работу от жизни. Понимать, что на съемках — не секс. Радоваться твоему удовольствию. Знать, что ты любишь меня и ни на кого не поменяешь. Даже жалеть тебя. Но больше не могу.

Я судорожно вдохнула. Мое тело словно забыло, как это — дышать самостоятельно и на каждый вдох требовало прямого приказа. Мне пришлось стоять и вдыхать и выдыхать осознанно, наполняя легкие запахом нагретой пыли, оставшимся от погашенных софитов, свежего дерева — от декораций, кофе и мяты — от Дэрила.

— Я слишком тебя люблю, — сказала я наконец. — Слишком люблю своей поломанной больной душой. Которой очень нужно, чтобы тот, кто рядом, был весь мой, в самых близких отношениях мой. Может быть, все было бы иначе, будь я здоровой и нормальной. Но я не такая. Я тоже сломанная. Просто в других местах.

— Лили…

— Ты прав! — прервала и перекрыла его тихий голос я. — Я все знала с самого начала. Знала все условия, знала, что ты не бросишь порно. Но и я обещала всего лишь попробовать. Я сознаю, что, даже если ты откажешься от других контрактов, все равно останется договор с Диком. А разорвать его… я же взрослая и разумная женщина. Все понимаю. Поэтому делаю, что могу. Ухожу сама. Улетаю… домой.

И я отступила назад, потому что он был слишком близко и бороться с собой, не обнимать его, было слишком тяжело.

Он помолчал несколько долгих секунд.

Я успела испугаться, что он скажет: «Иди».

И успела подумать с тоской, что он скажет: «Не уходи»

А смысл?

Это только слова.

Но он спросил с тихим недоумением:

— А как же кино?..

— Господи, какое кино, Дэрил! — взорвалась я. — Ты слышишь, что я тебе говорю?! Я не могу быть с тобой!

— Слышу. — Дэрил как будто был совершенно спокоен. — Но тебе так нравилось кино… Не останешься хотя бы ради него? Пусть не со мной, но в L.A.?

— Это будет нечестно… — я сжала его руку. — Воспользовалась тобой и бросила. Нет, я… домой.

— Лили… — в тихом и по-прежнему спокойном голосе была такая боль, что у меня чуть сердце не остановилось. — Моя…

Он не договорив, прижал меня к себе, уткнувшись лицом в волосы. Я чувствовала горячее сорванное дыхание, чувствовала, как сжалась в кулак его ладонь в моих руках.

Захлебнулась его болью, своей тоской и безнадежностью.

Провыла-простонала в его грудь:

— Я так тебя люблю! Прости… Прости, прости, прости… — судорожно, горячечно, глотая слова, и даже, кажется, сбиваясь на русский: — Как же я хочу быть с тобой, ты не представляешь, как я хочу дочку с тобой, прости, я не должна это говорить, но я слишком долго молчала! Ты совершенно мой человек, полностью, до конца, как жаль, что мы не встретились раньше, до того, как стало слишком поздно, до того… Но все равно были бы не мы… Но все равно я хотела бы много, много детей от тебя, я хотела бы быть красивой и юной для тебя, не усталой, как сейчас, не разочарованной и больной, как я хотела бы быть рядом с тобой, когда твоя мама умерла, и собака тоже… В юности, в старости… Всегда, всегда, Дэрил! Всегда!