— Неужели ты переживал, что злой Дементор навредит твоим друзьям?

— Ну, считай, что так.

Агния опустила руки, отступила и присела на край подоконника. Призналась внезапно:

— Представляешь, меня впервые в жизни преподаватель выставил из кабинета за дебош. Сказал стоять за дверью до тех пор, пока не успокоюсь и не вспомню, где и зачем я нахожусь. Вот теперь стою тут и думаю…

— О чем?

Я приготовился к тому, что Корсак обидится и, возможно, сейчас все закончится. Что мы разойдемся и больше никогда вот так не окажемся лицом к лицу.

В груди что-то больно сдавило тисками и затаилось дыхание… Вот только ответ не пришел, «почему». Ведь это именно то, чего я хотел. Все к лучшему?

Черт!

— Стою и решаю, Морозов, чего же на самом деле мне хочется больше — прибить тебя или зацеловать?

Агния вдруг рассмеялась — от души и не смущаясь, на всю ширину пустого коридора, и ее смех тут же гулким эхом отразился от стен.

— Морозов, ты хоть понимаешь, какой у тебя дар убеждения? Эти дураки даже мне не поверили! Решили, что я испугалась огласки и предложили встретиться позже. Ах-ха-ха! По… по-тихому поговорить! Ты хоть знаешь, кто для них авторитет?

Я уже слышал, как смеется Корсак, но все равно стоял без движения, глядя на девушку. Выдохнул негромко:

- Понятия не имею.

— Ты! — Агния блеснула ровными зубами. — Ты ведь человек слова, Морозко! Ты!

— Я все им расскажу! Как только закончится пара!

Смех Корсак оборвался. Она медленно поднялась с подоконника и подступила ближе. И еще ближе, пока высокая грудь почти не коснулась моей. От ее запаха и тепла я почувствовал, как у меня вздыбились волоски на затылке, а сердце пропустило удар.

Нам определенно следовало соблюдать расстояние, но я не смог заставить себя отступить.

— Не вздумай! — тихо произнесла она у моего лица. — Я пообещала им, что их ждет жесткий отбор! Не стоит разочаровывать своих друзей, когда они горят идеей. Теперь у меня с ними свои счеты!

Агния подняла руку и сняла с моего лица очки. Наши глаза находились так близко, что я мог рассмотреть ее темную радужку и каждую ресницу. Каждую трещинку на полных губах. Они приоткрылись, и голова пошла кругом. Я почти их коснулся, почти почувствовал… Когда дверь кабинета открылась, и в коридор вышел преподаватель.

— Корсак, что происходит? Откуда смех? Вы решили мне окончательно сорвать лекцию? Я вижу, что вас и здесь нельзя оставлять одну! Или уходите вовсе и не мешайте другим заниматься, или вернитесь уже в учебную аудиторию и ведите себя тихо! Вот никак не ожидал подобного от вас! И от вас, Морозов! — грозно заметил мне Вадим Алексеевич, словно я не стоял возле девушки, как остолоп, а ходил по коридору колесом.

Что?

Реальность медленно обретала формы.

Но Агния не отстранилась, как я ожидал, и не смутилась. Даже руку, которую успела положить на плечо, убрала не сразу. Вернув на мое лицо очки, она шепнула:

— Придется вернуться в группу, Морозко. У нас экзамен у Шибко, так что лучше его не злить. Но мы продолжим, слышишь! Обязательно!

Девушка легко лизнула меня в край губ, провела ладонью по щеке и ушла, оставив стоять дураком еще минут пять, пока я наконец не пришел в себя, не сорвал очки и не упал спиной на стену, запустив непослушные пальцы в волосы и тяжело дыша. Осознавая, что еще секунда, и я был готов обо всем забыть.

Если бы не преподаватель, уже не вышло бы так, как в первый раз, когда Корсак танцевала на площади и играла со мной. Сегодня мне и моим рукам хотелось большего, и плевать на доводы и холодный рассудок — мне хотелось брать.

То, что сейчас происходило в моей душе и в моем сердце, не имело ничего общего со здравой логикой. С тем удивлением, которое я услышал в спину: «И что она в нем нашла?» Я стоял на краю пропасти по имени Агния и готов был добровольно сорваться вниз. Отпустить руки, даже понимая, что так просто мне из пропасти не выбраться.

Не помню, как прошли занятия — Женька Самарский все болтал, я что-то машинально делал. Помню только, как столкнулся в коридоре факультета с Катей Уфимцевой и, наконец, очнулся, увидев ее растерянный и одновременно потерянный взгляд — отобразивший мой собственный.

Два ботаника, выброшенные из океана формул на берег штормовой волной, и оставшиеся на нем со своими мыслями. Я искренне надеялся, что у Кати дела со здравым смыслом обстоят хоть немного лучше, чем у меня.

Вернувшись домой, заставил себя с головой уйти в проект и просидел над формулами и расчетами почти до утра.

— Тошка! Ну, Тошка же!

— Отстань, Крис. Не до тебя.

— А когда ты приведешь к нам в гости свою девушку?

— Никогда.

— Вот папа удивится! Это правда, что она красивая?

— Я же сказал уже, что тебя это не касается!

- А можно я подружек позову? Мы будем сидеть тихо-тихо, честное слово, и вам не помешаем!

— Если вы будете здесь сидеть, то где будем сидеть мы? Ты об этом подумала?

— С нами, конечно! Где же еще?!

— И что мы с вами будем делать?

— Как что? Фотографироваться! Ну, Тошка!

Мы сидели с сестрой в нашей комнате за одним столом и занимались каждый своим делом. Точнее, я дописывал лабораторную, а сестра мне отчаянно мешала, делая вид, что рисует.

— Ой! — отреагировала она на звук входящего сообщения, которое пришло на мой сотовый, и радостно ахнула. — Это ведь она, да? Твоя девушка?

— Нет.

— Не ври, Тошка! Это она! Агния! И вчера звонила тоже она, только ты трубку не брал!

— Что? — я поднял голову и строго взглянул на сестру. — Откуда ты знаешь, как ее зовут? Я тебе точно не говорил.

— Ну… А мне мама сказала! — нашлась мелкая. — Так это Агния, да?

Я не знал точно, но подозревал, что сестра права, и сообщение пришло от моей ведьмы. Вчера вечером я, и правда, не ответил на ее звонок, хотя и чувствовал себя при этом полным идиотом. Но мне ни с кем не хотелось говорить, совсем.

После нашего расставания в коридоре я не видел Корсак день, а вчера на выходе из университета заметил ее на стоянке возле ее машины. Агния стояла не одна. Незнакомый темноволосый парень стоял рядом и криво улыбался девушке, склонив к ней голову.

Черт меня дернул остановиться и обернуться. Кажется, я уже готов был подойти к парочке, когда увидел, как незнакомец поднял руку и обнял брюнетку за талию, а та не отстранилась.

Я не видел ее лица, но за месяц с лишним успел узнать Корсак достаточно хорошо, чтобы сообразить: если бы ей не понравилась чужое прикосновение и человек перед ней, она бы не позволила. Эта догадка застала меня врасплох, и грудь неожиданно обожгла саднящая боль. Причина этой боли уже второй день не давала мне покоя, снова и снова ввинчиваясь в сознание бредовыми мыслями, которые я все неохотнее гнал прочь. Не давала, а вот сейчас и вовсе заставила застыть — эти двое хорошо знали друг друга.