– Как дела на работе? – поинтересовалась я.

Джок подозрительно посмотрел на меня:

– А что?

– Просто спрашиваю.

Конечно, на это потребовалось время, но я стала больше стараться, когда готовила еду, и ждала возвращения мужа, чтобы поужинать вместе с ним. Джок начал делиться со мной рабочими проблемами, как всякий нормальный муж. А я рассказывала, как прошел мой день – в основном все вращалось вокруг заботы о Стюарте и того, как наш сын любит собирать головоломки.

Я также позволила Джоку вернуться в нашу кровать, хотя старалась держаться как можно ближе к противоположному краю. Поначалу муж несколько раз пытался подкатиться, но я напомнила ему о нашем соглашении. Раз уж я осталась, то никаких поползновений.

Если Джок и искал утешения с другими женщинами, то теперь делал это осторожно. Или, иными словами, уже не приходил домой, пропахший духами, как раньше. Похоже, мама была права.

Муж начал относиться ко мне намного уважительнее, больше не унижал и не попрекал меня. Никто из нас никогда не упоминал Джейн, или Гэри, или Кросс-лейн.

Мы вкладывали всю свою энергию в воспитание нашего сына и по выходным вместе водили его по музеям или в местный парк. Порой мы вдруг осознавали, что весело смеемся над одной и той же телевизионной передачей, хотя сидим на противоположных концах дивана.

Да, между нами определенно все стало лучше. Я была довольна, хотя и не совсем счастлива. Но, опять же, я не имела на это права. Не после того, что я сделала с Джейн. Она по-прежнему снилась мне, но, по крайней мере, перестала со мной разговаривать, и я привыкла к ее молчаливому присутствию.

Примерно через год Джок получил повышение, а вместе с ним последовала прибавка к зарплате и переезд в Милтон-Кейнс. Вдали от Лондона мы смогли начать все сначала. Никто не знал, что когда-то я дружила с женщиной по имени Джейн и влюбилась в женатого мужчину по имени Гэри.

Стюарт пошел учиться в местную школу с хорошей академической репутацией. Мать одного из его новых друзей была в разводе. Она доверительно поведала мне, как трудно было сначала жить без мужа и как ей и ее сыну приходилось искать монеты за спинкой дивана, чтобы купить еду. Звучит ужасно, но пока она рассказывала мне все это, я чувствовала облегчение оттого, что решила остаться с мужем. С финансовой точки зрения теперь у нас все стало намного лучше. И, что еще более важно, Джок, казалось, вел себя хорошо.

Тем не менее порой я невольно задумывалась и размышляю до сих пор, что бы произошло, если бы я последовала зову своего сердца, а не была такой практичной. Я представляла новую жизнь, которую могла бы построить с Гэри, а его милые девочки любили бы Стюарта как родного брата. Я бы выжила, даже если бы осталась одна с сыном, повторяла я себе. Я была крепче, чем казалась.

Но потом я смотрела на нашего умного мальчика – всегда первого ученика в классе! – и понимала, что бросить Гэри и остаться с Джоком того стоило. Я поклялась, что буду лучшей матерью, какой только смогу. А для этого важно, по крайней мере так я считала в то время, чтобы сын рос в крепкой и стабильной семье.

Кроме того, Стюарт боготворил отца. Часто они вместе ходили на рыбалку – поблизости находилось большое озеро – или на футбольный матч. Они возвращались раскрасневшимися и счастливыми. Я бы чувствовала себя ужасно, если бы лишила сына этих отношений.

В те дни, когда позволяла себе слишком увлечься фантазиями о Гэри, я изо всех сил старалась быть милой с Джоком: готовила ему вкусный ужин или предлагала вместе сходить в кино. Казалось, это работало, потому что он вел себя со мной так же и даже время от времени приносил мне небольшой подарок. Но только не духи. После Кросс-лейн Джок как будто понимал, что это единственное, чего я никогда не захочу.

– Я рада, что ты последовала моему совету, – заметила моя мама, когда посетила нас. Я наблюдала, как она окинула взглядом наш новый дом с тремя спальнями на красивой улице, недалеко от торгового центра. – Я горжусь тобой.

Никогда прежде она так меня не хвалила. Я была настолько тронута, что не знала, что ответить. Но от ее слов почувствовала себя лучше.

Это не значит, что моя жизнь была эмоционально безмятежной, особенно в первые годы на новом месте. Естественно, я изо всех сил старалась сохранять лицо перед сыном, чтобы он не догадался о том, как дела в семье обстоят на самом деле. Друзья спрашивали, почему мы не родили второго ребенка, и я отвечала нечто неопределенное вроде «просто не сложилось». В глубине души я все еще мечтала о дочери, но ни за что не позволила бы мужу снова прикоснуться ко мне.

Жизнь продолжалась. Застрелили Джона Леннона (это казалось невозможным!), а мы вступили в войну с Аргентиной за Фолклендские острова. («Давно пора!» – заявил Джок.) Спустя годы воспоминания о тех ужасных временах в Хэкни притупились, и я снова стала способна переживать моменты истинного счастья, как на вручении школьных призов, когда Стюарт получил больше наград, чем кто-либо другой. Мы с Джоком хлопали до тех пор, пока у нас не заболели ладони, и мне пришлось сдерживать мужа, чтобы он не засвистел от волнения и гордости. Прежние ночные кошмары с Джейн начали утихать. Как и мои фантазии о Гэри. Наш сын к тому времени превратился в задумчивого молодого человека. Стюарт был ростом с Джока, но я позаботилась о том, чтобы он не перенял бесцеремонных манер и грубого поведения своего отца.

Он рос таким милым мальчиком, Поппи! Очень добрым, и всегда терпеливо выслушивал, прежде чем заговорить, в отличие от Джока.

– Настоящий маленький джентльмен, ишь ты! – усмехалась моя мать, но скорее одобрительно.

К тому времени как Стюарт с отличием окончил школу, я уже стала вполне довольна своей жизнью. А когда его приняли на стоматологический факультет в Ньюкасле, мы с Джоком были на седьмом небе от счастья.

– Подумать только! – воскликнул муж. – Первый в нашей семье, кто поступил в университет!

Он обнял меня; это было самое интимное, что случалось между нами за долгие годы. И я поняла, что обнимаю его в ответ.

– Я задам этот вопрос еще раз, миссис Пейдж. Если, как вы утверждаете, вы никогда больше не хотели видеть Мэтью Гордона, почему согласились встретиться с ним в третий раз?

Поппи Пейдж поднимает голову. У нее красные глаза. Дикие. В этот момент она выглядит способной почти на все.

– Потому что, – цедит она сквозь стиснутые зубы, – этот человек преследовал нас. Он отказался оставить меня и мою семью в покое. Записался пациентом в стоматологическую клинику моего мужа. Сказал Стюарту, что учился со мной в театральной школе. Показал ему фотографию, на которой мы сняты студентами. Он подстрекал одну из моих клиенток подать на меня в суд. Заявил мне, что не прекратит это, пока я не соглашусь встретиться с ним. Так в конце концов я и поступила. Он велел мне приходить в Набережные сады. Но… – Она замолкает.

– Прошу вас, – вкрадчиво произносит прокурорская поверенная. – Продолжайте.