– Я оставлю немного для Руби, – сказал Ферал с чувством вины, что такое знаменательное событие проходит без ее участия.

Сухейла сделала комплимент саду.

– Прямо дух захватывает! – воскликнула она, изучая его пышную растительность.

– Раньше он не был таким, – заметил Эрил-Фейн, пытаясь сопоставить его со своими воспоминаниями, но безуспешно. В его сознании сад был обычным, остриженным в точности до миллиметра, ни один листочек или побег не осмеливался вырасти в неположенном месте.

– Это все заслуга Спэрроу, – гордо поделилась с ними Сарай. – И он не только прекрасен, но еще и полезен. Здесь вся наша еда. Без ее дара мы бы погибли.

Фералу пришлось усиленно сжимать челюсти, чтобы не влезть в разговор со своим: «Или без моего».

– Или без дара Ферала, – добавила Сарай, и это было гораздо приятнее, чем произносить фразу самому. – Мы зовем Спэрроу Орхидейной ведьмой, – поведала она. – Благодаря ей все растет. А Ферал – Облачный вор. Он может призывать облака с любой точки мира. Снежные, дождевые или просто большие и воздушные, по которым будто можно ходить, но это обман. – Девушка слегка скривилась. – Мы пытались.

– Вы пытались ходить по облакам, – сухо повторила Азарин.

– Конечно! – воскликнул Ферал, словно это нечто само собой разумеющееся. – Но сначала мы сложили под ними кучу подушек.

– Волшебные сады и прогулки по облакам, – сказала Сухейла, пытаясь увязать их способности с теми, что терроризировали Плач. Она наклонилась, чтобы изучить цветок, похожий на кружевную оборку, которую могла бы носить на шее сама императрица. – Что это? Никогда такого не видела.

– Это один из моих, – залилась румянцем Спэрроу. – Я называю его «кровь на снегу». Смотрите. – Тогда она раздвинула белоснежные лепестки, чтобы показать яркие багровые тычинки, которые действительно напоминали капли крови на чистом снегу.

Тут-то эти двое и погрузились в собственный мир, переходя от одной клумбы к другой, пока остальные принялись обсуждать причину визита и дальнейшие действия: передвинуть цитадель, покинуть Плач.

– Мне жаль, что приходится просить вас уйти. – Эрил-Фейн сглотнул. – Здесь нет вашей вины. Вы не должны быть теми, кто…

– Все нормально, – перебила Сарай. – Мы готовы уйти. Раньше у нас не было такой возможности, но теперь…

– И куда вы направитесь?

Сарай, Лазло и Ферал переглянулись. Они понятия не имели.

– Спэрроу хотела бы прогуляться по лесу, – начала Сарай. – А я хотела бы поплавать в море.

Они с Лазло обменялись секретным взглядом. Прошлой ночью, в какой-то момент их долгого, мечтательного сна, они отправились плавать в теплом море, покрытом лунным сиянием. Там ребята наткнулись на бутылку с посланием, ныряли с ножами в зубах, чтобы перерезать арканы левиафанов и освободить их от рабства.

Может, они сделают это в реальности. Почему нет? Кого еще они могут освободить, если отправятся на поиски?

От этой мысли у нее закололи кончики пальцев, а по рукам побежали мурашки.

По чистой случайности в эту секунду ее взгляд остановился на лице Азарин, и Сарай получила ответ на вопрос, направивший заряд электричества по ее позвоночнику. Не нужно далеко идти, чтобы найти рабов, желающих освобождения. Азарин смотрела через аркаду на галерею, где застыла призрачная армия Миньи. Рабов хватало и тут.

Сарай сказала Азарин:

– Я сделаю все возможное, чтобы они стали свободны. Клянусь.

– А если не сможешь?

Сарай не знала, как ответить. Если у нее ничего не получится, значит, Минья уже за пределами доводов рассудка и исцеления, а если так, то что?

Лазло опустил руку ей на талию и сказал:

– Она сможет. Но ей нужно время, и оно у нас есть.

Говорил он вежливо, но твердо, и Сарай поняла, что Лазло их защитит – всех их, включая Минью, в будущей жизни с ее непредсказуемыми горизонтами.

Спэрроу предложила всем чай.

– Он ненастоящий, просто травы, – виновато добавила она.

– Мы позаботимся, чтобы у вас был настоящий чай в путешествии, – ответила Сухейла и с удивлением отметила укол грусти, когда подумала об их переезде.

Всю свою жизнь она мечтала, чтобы цитадель исчезла, а теперь ей жаль? О, не жаль, что небо расчистится, тень пропадет и город войдет в новую эру, а жаль потерять возможность получше познакомиться с этими детьми, такими сильными, яркими, скромными и голодными, у которых нет другого дома, кроме этого, и никого, кроме друг друга. Она видела в них такую тоску, сплетенную с нерешительностью, будто они стремились к новым отношениям, но не верили, что их заслуживают, и ее сердца сжимались. Это заставляло ее чувствовать себя виноватой, что, считая всех мертвыми, она никогда даже не оплакивала их.

Божьи отпрыски. Кто первым придумал это название?

Сухейла не могла вспомнить, но знала следующее: она сама родила такого, как и практически каждая женщина в городе. Все эти потерянные младенцы… все неоплаканные. Поскольку женщины не могли их помнить, они никогда не казались реальными. Было легче представлять, что их никогда и не существовало – во всяком случае, до Освобождения, когда Азарин с остальными вернулись домой с круглыми животами – таким ужасным доказательством, что все это происходило на самом деле.

Про тех детей тоже никто никогда не упоминал, хотя они определенно были реальными и родились на свет лишь для того, чтобы попрощаться с ним.

В груди женщины расцвела неожиданная скорбь, да такая мощная, что на секунду у нее перехватило дыхание. Эти четверо молодых людей, с их скромными улыбками и лазурной кожей, придавали реальности остальным, но выставляли их не как монстров или даже богов, а просто сирот.

– Вы в порядке? – спросила Сарай, всматриваясь в свою… свою бабушку… когда та согнулась пополам от недостатка воздуха.

Лазло тут же подбежал к Сухейле и взял ее за локоть для поддержки. Рядом не было стула, но он с легкостью создал его. Тот вырос прямо из-под земли, как металлический цветок на стебле. Юноша помог женщине присесть, и остальные собрались вокруг нее.

– Я принесу воды, – крикнул Ферал, направляясь на кухню.

– Что такое, тебе плохо? – спросил Эрил-Фейн, опустившись перед матерью. Он выглядел таким обеспокоенным.

– Все нормально, – ответила она. – Не суетитесь вокруг меня.

– Дышать можешь? Сердца болят?

– В каком-то смысле, но не из-за проблем со здоровьем. Все нормально. Со мной все в порядке. – Женщина стала суровой, чтобы они ей поверили. – Это скорбь, а не сердечный приступ. Думаю, к этому времени все мы знаем, что скорбь нас не убивает.

Остальные все равно продолжили хлопотать над ней. Ферал вернулся с водой. Та оказалась слаще, чем вода в Плаче, и, попивая ее, Сухейла задумалась, с какого уголка мира она взялась – эта дождевая вода, добытая мальчиком, ворующим облака. А еще она гадала, в каком уголке мира они окажутся – эти отверженные дети, не принадлежащие никому.