Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возражающих не нашлось, и Хлопуша потянулся к сумке с сухарями и остатками вяленого мяса.
Ночь прошла без приключений. С первыми лучами солнца Лесана подняла мужчин. Она выглядела возбужденной, беспрестанно хмурила брови, говорила отрывисто и явно скрывала волнение. Видно было, что она страстно хочет отправиться в свое Иноземье и в то же время сильно этого боится.
Позавтракали сухарями с водой. Говорить никому особо не хотелось. Хлопуша то и дело поглаживал разбитое колено. Прошка морщился при каждом резком движении. Рамон был бледен и по-прежнему выглядел изможденным – ночь не восстановила его силы. Глеб внешне был спокоен, но Лесана, время от времени внимательно вглядывавшаяся в его лицо, понимала, что славному ходоку тоже не по себе.
Улучив момент, Лесана шепнула Глебу на ухо:
– У нас все получится, Первоход. Ты – самый сильный и ловкий из всех мужчин, каких я только видела.
Она хотела быстро поцеловать его в губы, но покосилась на Прошку и Рамона и передумала. Глеб же смотрел на травницу с затаенной тоской. Он чувствовал, что сегодня для них все закончится. И что эта славная девушка, сумевшая разбередить его душу, исчезнет из его жизни, оставшись в памяти светлым и грустным воспоминанием.
Упырь, которого Прошка и Глеб выволокли из чулана, выглядел не таким свирепым, как вчера. Было видно, что он сильно ослабел без еды.
– Накормить бы его для начала, – неуверенно проговорил Прошка, покосившись на Глеба и Лесану.
Но те пропустили его слова мимо ушей.
– Думаю, пора посмотреть, на что он способен, – сказал Глеб. – Лесана, действуй.
Девушка выдвинулась вперед, пристально посмотрела упырю в глаза, а затем положила руки ему на плечи и заговорила с ним на воркующем языке. Упырь зарычал и, дернув головой, попытался схватить Лесану зубами за руку, однако веревка не позволила ему этого сделать. Еще около минуты травница бормотала заклинания, а потом остановилась, посмотрела на Глеба и с отчаянием в голосе заявила:
– Ничего не получается, Первоход. Он стал слишком свирепым, и я не знаю, как это исправить.
– Дать ему по шее – сразу станет шелковым! – угрюмо пробасил Хлопуша.
Лесана покачала головой:
– Это не поможет. Он должен захотеть сам. Это его дар.
– Дар, дар, – проворчал Хлопуша. – Он ведь упырь. Живой мертвец. Боги не одаривают мертвецов.
– И все же он умеет делать то, чего мы не умеем, – сказал Рамон, лежа на топчане и тяжело и шумно дыша.
Несколько секунд все молчали. Потом Прошка Суховерт угрюмо проговорил:
– Это я виноват. Я впустил в наш мир гончую смерти. И я накормил упыря теплым человечьим мясом.
Глеб знаком оборвал его излияния и в упор посмотрел на Лесану.
– Есть ли еще какой-нибудь способ? – спросил он.
По лицу травницы пробежала тень, она разомкнула губы и негромко ответила:
– Способ есть. Но для того, чтобы он сработал, нужна бурая пыль.
– Пыль? – Хлопуша хмыкнул. – Где ж мы ее достанем, бурую пыль? Нынче каждая щепоть пыли стоит равную меру золота. А, насколько я знаю, среди нас с вами богачей нет.
– Богачей нет, – согласился Глеб. – Но бурая пыль есть. Ведь так, Прохор?
Ворёнок поежился под пристальным взглядом Глеба.
– Как ты узнал, Первоход? – спросил он.
– Когда я пришел к тебе, ты слишком поспешно спрятал кузовок с пылью и просыпал немного на стол.
Хлопуша смотрел на Прошку удивленным и подозрительным взглядом.
– Парень, у тебя в самом деле есть бурая пыль? – недоверчиво поинтересовался он.
Ворёнок кивнул.
– Есть.
– Стало быть, ты у нас богач?
– До сих пор был. – Прошка поднял взгляд на Глеба. – Первоход, я хотел такой же спокойной жизни, как та, что была у тебя, – тихо сказал он. – Дом на берегу Эльсинского озера. Сад, огород… И чтобы больше никаких темных тварей. Никаких подзатыльников и унижений.
– Мечта хорошая, – одобрил Глеб. – Возможно, когда-нибудь она и осуществится. А пока – доставай свой кузовок.
Прошка встал с лавки и, понурив голову, двинулся в угол комнаты. Там он отколупнул от стены дощечку, сунул в дыру пальцы, немного пошарил, а потом достал крохотный березовый кузовок.
Вернулся к столу и протянул его Глебу. Тот взял, открыл, понюхал и удовлетворенно кивнул.
– То, что нужно. Что теперь, Лесана?
Травница сдвинула брови и сурово ответила:
– Нужно заставить упыря съесть горстку бурой пыли.
– Ну, это запросто! – сказал вдруг Хлопуша. Шагнув к упырю, здоровяк быстро схватил урода за волосы и оттянул ему голову назад, а другой рукой зачерпнул из кузовка жменьку бурой пыли и швырнул ее упырю в раскрытый рот. Затем основанием ладони захлопнул мертвецу пасть и прижал нижнюю челюсть к верхней.
– Жри, гад! – грозно пророкотал он. – Глотай!
Кадык на шее упыря судорожно дернулся. Затем голова его поникла, а глаза закатились под верхние веки. Хлопуша повернулся к Лесане.
– Клянусь куриными потрохами, он проглотил бурую пыль! Что дальше, травница?
Лесана протянула руку к живому мертвецу, коснулась легонько пальцами его лба и громко проговорила:
– Алиор куно пеленоро!
Упырь вздрогнул и открыл глаза. Однако смотрел он не на Лесану, а куда-то мимо нее. Глеб проследил за взглядом упыря и слегка побледнел. Прямо в центре горницы появилось небольшое голубоватое облачко, похожее на размытый клубок табачного дыма. Облако стало стремительно сгущаться и разрастаться.
За спиной у Глеба тихонько ахнул Хлопуша. Лесана поднялась с лавки и шагнула к облаку. Оно уже было размером с человека и приобрело странную плоскую форму, став похожим на большое овальное зеркало или окно с серебристо-голубым стеклом.
Глеб сглотнул слюну и хрипло спросил:
– Это и есть врата в Иноземье?
– Да, – ответила Лесана.
– Долго ли они будут открыты?
– Не знаю. Думаю, не больше получаса.
Хлопуша, скрипнув отодвигаемой лавкой, выбрался из-за стола, подошел к Глебу и Лесане, остановился рядом и спросил:
– Кто войдет первым?
Ответить ни Лесана, ни Глеб не успели. Прошка вдруг вскочил с лавки и, отпихнув в сторону Глеба, ринулся к сияющему облаку. В два прыжка достиг он облака и хотел нырнуть в него, как в распахнутое окно, но неведомая сила отшвырнула его, и Прошка, больно ударившись об стену, рухнул на пол. Все это заняло всего одну секунду.
Хлопуша ринулся к Прошке и хотел его поднять, но парень оттолкнул здоровяка и крикнул с горечью в голосе: