Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А бывают такие ситуации, когда победа невозможна для обеих сторон? – вдруг спросила Ирина.
Алексей Лазаревич погладил внучку по щеке.
– Конечно, – сказал он, – в этом случае заключается ничья.
– Совсем как в жизни, – произнесла Ирина.
– Ты сравнила шахматы с реальностью? – улыбнулся профессор. – Не допускай такой ошибки. Жизнь не похожа на шахматы, скорее наоборот, шахматы – слабая модель жизни. Не веришь? – спросил он у удивленной Ирины. – Объясню. В шахматах не происходит развитие фигур, разве что пешка становится ферзем. Здесь существует явный противник, и ты четко видишь, кто твой союзник, а кто играет против тебя. В настоящей жизни такое случается очень редко, и порою сложно понять, кто твой друг, а кто – враг. В шахматах все зависит от количества просчитанных ходов, а в жизни многое происходит благодаря случаю. Конечно, можно кое-что просчитать заранее, но не всегда твои планы осуществляются так, как ты этого хочешь.
– В шахматах есть правила, они не меняются и одинаковы для всех, – задумчиво добавила Ирина. – А в жизни правил нет. В жизни можно долго и упорно делать ошибки, и тебя за них никто не накажет, а в шахматах – один просчет, и ты повержен.
– Чувствую, что ты станешь опасным противником, – рассмеялся Алексей Лазаревич. – Ты уже понимаешь, что такое игра, а это о многом говорит.
– Дед, а почему королева считается самой старшей фигурой на доске?
– Она не старшая. Самый старший – король. Но ферзь – самая сильная фигура, потому что он имеет множество возможностей для маневра. Ферзь, можно сказать, полководец. Министр обороны.
Ирина поднялась с кресла и с грустью посмотрела на шахматную доску. Где-то в центре стояла она, пешка, и отчаянно стремилась стать королевой, потому что, только став такой же сильной, как атакующий ее враг, можно победить. А вокруг шла борьба, фигурки одна за другой исчезали с позиций, поле битвы редело. Белая королева, начавшая партию, медленно, но успешно шла к своей цели. Она все просчитала и была уверена в победе.
– Дедушка, не обижайся, но я никогда не стану твоим соперником, – сказала Ирина.
– Обижаться? Наоборот, я рад. Не хочу, чтобы ты воевала против меня.
– Ты не понял…
– Как же?! Ты имеешь в виду, что уроки игры в шахматы закончились, едва успев начаться?
Ирина улыбнулась и, подойдя к старику, обняла его за плечи.
– Это слишком сложно для меня, – со вздохом, словно делая самое важное признание в своей жизни, произнесла она.
– Похоже, что лучшего соперника, чем Таисия, мне не найти, – дед нежно похлопал ее по руке и усадил себе на колени. – Эта девочка стала бы великим гроссмейстером, если бы не распылялась и уделяла шахматам должное внимание. Знаешь, больше всего я не любил, когда она загоняла меня в угол, ставила в такую позицию, когда я вынужден был пассивно ожидать поражения. Гадкое ощущение: все видишь, а сделать ничего не можешь.
Ирина прижалась лбом к плечу деда, чтобы спрятать слезы.
– Не в то русло она направила свою энергию, – глухо сказала она и услышала, как дед рассмеялся.
– Тая напоминает мне Людмилу в юности, – сказал Алексей Лазаревич. – Такая же неудержимая и резкая. Столько страсти, которая неизвестно куда ушла, исчезла, оставив лишь оболочку. А она ведь когда-то много смеялась, такая озорная была, бойкая…
Ирина поняла, что дед плавно перешел к разговору о ее матери.
– В моих глазах Людмила была злой, – сказала Ирина. – Жаль, что я не знала ее другой.
– И я жалею, что не смог помочь ей выкарабкаться из той ямы, в которой она оказалась.
– Дедушка, – с надеждой произнесла Ирина, – теперь, когда мы остались одни, может, ты согласишься переехать ко мне в Брайтон? Я не хочу, чтобы ты оставался в Москве. Хочу, чтобы ты был рядом со мной. Только не говори, что не можешь уехать потому, что здесь похоронены мама и бабушка! Это неубедительный довод.
Она умоляюще на него посмотрела, и Алексей Лазаревич не посмел ей отказать.
– Возможность часто приходить на кладбище – глупая причина для того, чтобы оставить все как есть. Я уеду с тобой, солнышко. Тем более что в Брайтоне хороший климат для моих старых костей. И Лондон близко, а ты знаешь, как я люблю этот город.
– Вот и отлично! – счастливо засмеялась Ирина и выбежала в центр комнаты. – Отметим?
– Естественно, – согласился профессор. – Неси бокалы, а я открою портвейн. Знаю, что ты не уважаешь этот напиток, но мне он нравится. Я, между прочим, делая твоей бабушке предложение, влил в себя бутылочку – для смелости. Так опьянел, что не смог произнести ни слова, только на колено упал, а потом и вовсе повалился на землю. Она меня домой на плечах принесла, всю ночь выхаживала, потому что я стонал и корчился, так мне плохо было. Вот тогда я понял, что сделал правильный выбор: Тоня и в беде меня не бросит, и бить не будет, если я пьяным домой приду.
– Деда, неужели ты только поэтому женился на бабушке? – Ирина позвенела бокалами в знак протеста.
– Я любил ее, – Алексей Лазаревич улыбнулся. – Как и сейчас люблю.
Через час Ирина отвела профессора в спальню, а потом долго стояла у окна, рассматривая двор. Она напряженно обдумывала, как ей поступить: воспользоваться подсказкой сердца или лишить его права голоса и слушать только советы холодного рассудка? Она давно знала, что логичные выводы рассудка не всегда являются единственно правильными, но и сердце может ошибаться… Так кому же из них верить? Вспомнились слова бабушки, говорившей: «Когда ты не знаешь, что делать, лучше ничего не делать». Ира прилегла, но не сомкнула глаз. Вновь поднялась и вернулась в кухню. Сварила себе кофе, потом еще раз и еще. На ее глазах ночь плавно перешла в утро. Небо над домами посветлело, и в этот момент Ирина поняла, что именно будет лучшим для нее. Приняв решение, он схватила сумочку, надела пальто и, стараясь не потревожить чуткий сон деда, осторожно вышла из квартиры.
Ирина шла к Таисии, готовясь к самому главному разговору в своей жизни.
* * *
Михаил Андреевич стоял на террасе, всматриваясь в полыхавшее зарей небо. Давно не бывало такого красивого рассвета: яркого, огненного и одновременно холодного. В это время года небо обычно заволакивают тучи, посеревший воздух спускается к земле, наполняя ее влагой, а сырой промозглый ветер кружит среди деревьев, заставляя их беспокойно отмахиваться от его порывов голыми ветвями. Сегодняшнее утро было другим: оно позволяло насладиться последними мягкими мгновениями осени и предвещало скорые холода, отчетливо заявляя, что осень скоро уступит место зиме.
Никлогорский поежился из-за ощущения этой звенящей свежести и вошел в дом. Через несколько минут в гостиную спустился Марат.
– Еще не приехали? – спросил он у дяди, и тот отрицательно покачал головой.
Тогда Марат со вздохом упал на диван: