Разъяренный Филипп призвал в свидетели тетушку. Как можно, Элоиза не имела права заставлять старушку готовить жратву, что, дел нет поважнее, чем без конца себя надраивать? Армони подняла глаза от книги и неожиданно сухим тоном спросила, зачем он Элоизу вообще пригласил — ради ублаготворения собственного брюха или по дружбе? Чтобы она была у него бесплатной прислугой или потому что он к ней… хорошо относится?

Сумел ли он ответить, не краснея? Наверняка. Он вообще не страдает избытком деликатности, Филипп. У него семеро детей, шесть из них — девочки. Он и двадцать пять настрогал бы, лишь бы заполучить сына. В тот день он уклонился от ответа, сказал только, что каждый должен выполнять свою работу, кроме тети Армони, от дежурства освобожденной.

— Да что ты? И много ли ты за последние два дня ходил за покупками, убирал в доме, готовил еду?

Двери хлопали, громко перекликались голоса, с этажа на этаж долетали обрывки фраз, а Элоиза спокойно плескалась в ванне. Она и сегодня запросто может восстановить диалоги в слащавой манере Анизе. Филиппу было от кого перенять эту манеру, и он каждый день подтверждал свою наследственность. Вот уж здесь точно сожалеть не о чем! Элоиза посмеивается.

Армони повысила голос:

— Раз уж вам всем так не терпится стать чистыми, в пристройке есть душ. И потом, насколько я поняла, двое из вас живут по соседству?

Этих двоих гигиенические проблемы нимало не беспокоили, разве только одна: выискивать блох в поведении Элоизы. Всю вторую половину дня она водила их проторенными тропками, хоть и заросшими колючим кустарником.

Стол был накрыт по всем правилам, она тогда толком и не поняла, зачем это понадобилось. Салфетки, по два бокала у каждого прибора, букетик цветов посередине. Армони ждала в столовой. Ее неизменное черное платье украшал кружевной воротничок, подчеркивая своей сияющей белизной блеклый перламутровый оттенок кожи. Чудесное кольцо на пальце. И, честное слово, губы у нее были подкрашены! Не приснилось ли это Элоизе? Только годы спустя она открыла для себя существование бесцветной помады, придающей губам «естественный» блеск.

Армони спросила, хорошо ли они провели день. А она сама?

— Мой день, — улыбнулась старушка, — был окутан великолепными ароматами. Твое телячье жаркое, детка, благоухало на весь дом.

Мясо, которое они ели ложками, таяло во рту. От него осталась одна веревочка, которую они без всяких комментариев отнесли в кухню. Мальчики молчали, стесняясь своей нескрываемой прожорливости. Один из Мишелей объявил, что Элоиза вполне созрела для замужества, но тут же прикусил язык. У Филиппа стал бледный вид, и он ни на кого не смотрел.

— Не все так думают. И вообще, я не собираюсь выходить замуж только для того, чтобы заменить собой скороварку или плодиться со скоростью несушки, — на это способен кто угодно, а я — не кто угодно.

— Да ведь замуж затем и выходят, — с умным видом заявил второй.

— Значит, я не выйду замуж.

Надо сказать, встав из-за стола, парни явно испытывали немалое облегчение от того, что ужин наконец закончился.

После ужина тетя Армони всегда предлагала сыграть в бридж, на что остальные соглашались, заранее смирившись с тем, что она обдерет их как липку. Но больше заняться было нечем. В то время телевизор еще не стал спасением для тех, кого скука преследовала с самого рождения.

Вымыв посуду, Элоиза возвращалась и садилась наблюдать за игрой. Сама она предпочитала покер, неизменно обыгрывая парней, так что они уже не рисковали с ней связываться, и ей оставалось только смотреть, как Армони завлекает их на свою территорию. Странно, что считалось нормальным играть на деньги. Потому что играть на эту мелочь было все равно что украсть. Хотя — ладно… С тех пор ничего не изменилось…

Прошло немало времени, прежде чем Элоиза поняла: Армони, благодаря своим неизменным выигрышам, — она тоже обирала ребят, хотя и куда элегантнее, чем Элоиза, — ставка ее не превышала десяти су, — Армони просто чуть-чуть смягчала свой вечный пост. Достигнув высот мастерства, она с безмятежной непринужденностью выигрывала одну партию за другой; уж конечно, это куда достойнее, чем задать парням трепку. «Покер не облагораживает языка, которым пользуется, наверное, потому он и нравился мне больше». И сейчас, тридцать лет спустя, Элоиза по-прежнему обожает покер. О, этим мальчикам, играющим в бридж, далеко было до корректности Армони, и они то и дело переругивались. Армони приподнимала бровь, Элоиза считала очки и забавлялась, даже и не думая поддержать парней.

Однажды вечером, спустя много времени после тех каникул, они сидели втроем с приятельницей Армони по бриджу, и Армони захотелось сыграть в покер, «попробовать», сказала она. И разгромила их в лучшем виде. Сияла и ликовала:

— Комбинации бриджа? Да, приятно щекочут самолюбие, но ни в какое сравнение не идут с волнениями покера!

Подруга вкрадчиво поинтересовалась ее мнением о шахматах. Армони так и подскочила:

— Шахматы? Бездушная, извращенная игра! Шахматы пробуждают тревогу только у снобов, которые заключают безумные пари! Дорогая моя, шахматисты донельзя скучны, стоит им встать из-за доски, тут же выясняется, что, кроме стратегии, они ровно ничего не знают. Считается, что у них высокий интеллект, но, если отставить в сторону профессиональные знания, мозгов у них в голове не больше, чем в овечьем копыте! А самомнение просто нестерпимое! — Но и на этом Армони не успокоилась: — Шахматисты склоняются над своей доской, словно над волшебным говорящим зеркальцем: «Ты сильнее всех, прекраснее всех, ты — самый талантливый…»

— Злая королева из «Белоснежки»!

— Вот именно. Когда им не удается победить противника, они стараются его принизить, и тут все средства хороши. Они мгновенно окружают себя колдунами, шарлатанами, распускают неприятные слухи, чтобы лишить соперника равновесия, а иногда даже спаивают его, короче, они… — последовало длинное и мстительное перечисление, причем эта светская дама, пусть и обедневшая, но все же светская, ругалась виртуозно, как никто, и все же пристойно. Эти люди ее достали.

Элоиза поняла, что они обе одинаково распаляются, пусть даже слова при этом используют разные.

«Когда меня охватывает гнев, — размышляет Элоиза, — я и сегодня вмиг делаюсь грубиянкой!» А тогда она поняла, что было задето больное место.

Конечно, Армони не стала жаловаться на «своего покойника», но было очевидно: Арман де Кюрель де Бремонто сделал лишнюю ставку на шахматной доске их десятилетнего брака, рассчитывая на собственные шансы, и ставка была так высока, что его это убило. Мат. Невыносимое положение. С чудесным смехом, который, наверное, сохранился у нее с молодости, тетя Армони воскрешала прошлое для одной только Элоизы:

— Я ему сказала, что у меня не осталось средств ни на то, чтобы его содержать, ни на то, чтобы развестись, следовательно, ради нашего выживания, его и моего, мне остается только обзавестись богатыми любовниками.