Бензин! Коложвар невольно нахмурился. Как заместитель министра внутренних дел, курирующий порядок в столице, он был вчера на чрезвычайном заседании кабинета. Вопрос стоял один: цены на топливо. Руководство профсоюзов, забастовочный комитет, все оппозиционные партии, конечно, требовали возврата к прежним. Премьер-министр убедил правительство не отменять принятого решения, а полицию — обеспечить порядок. Премьера поддержали депутаты партии «Феникс», тем самым окончательно определившей свои позиции, закон и порядок как условие национального возрождения.

Начальнику главного управления столичной полиции было приказано раздать нарядам автоматическое оружие. Коложвар постарался, чтобы его фамилия не упоминалась в связи с этим чересчур решительным приказом.

В перерыве заседания кабинета министров Коложвар имел чрезвычайно интересный разговор с доктором Агаштонам. Шеф-редактор «Завтрашнего дня» посулил своему протеже новый, еще более заманчивый государственный пост, а обещание Агаштона равносильно слову самого президента. Завершить беседу не удалось, и Агаштон назначил встречу на сегодня, причем в кабинете Коложвара, чтобы в левой прессе опять не проскочила заметка, будто заместитель министра внутренних дел ездит за указаниями в газетный концерн.

Два деловых свидания в одно утро — это чересчур. Коложвар, однако, не мог отказаться и теперь безбожно опаздывал на встречу с Агаштоном. Впрочем, кейс, зажатый между коленями, того стоил.

Вертолет потряхивали восходящие потоки, словно машина выкатилась на булыжную мостовую, кое-где сохранившуюся в столице. В таком мощенном булыжником переулке прошло детство Коложвара, ничем не примечательное. Карьеру он начал делать на заводе, отчетливо понимая, что либо поднимется вверх, либо будет горбиться за станком всю жизнь. До тридцати с лишним Коложвар носил синюю рубашку молодежного лидера. Она шла к его голубоватым водянистым глазам, но правильно говорят: из пустой чаши не напьешься, будь она хоть золотая.

А чаша государственных дотаций союзу молодых коммунистов опустела. Коложвар вовремя скинул синюю рубашку и прицепил к лацкану значок «Феникса». В конце концов он поднялся на высоту, откуда — Коложвар глянул в затененную полусферу обтекателя кабины — видно далеко, аж дух захватывает.

Коложвар повернул голову к пилоту. У того лицо имело выражение холодноватое, может быть, чуть презрительное, и просьба застыла на губах Коложвара. Все же летчик, а не шофер, да и тому не очень-то прикажешь гнать быстрее. У этих людей из полиции на все один ответ: «Не положено. По закону это не катит… Порядок нарушать никому нельзя…»

Ой ли? Коложвар поднялся на высоту, где его не достигнут уже придирки постовых и писанные для всех законы.

Вертолет пошел на посадку, резко ухнув с высоты на крышу министерства внутренних дел, и по спине уверенного в себе господина пробежали мурашки, а где-то в груди защемило при мысли о заключенной утром сделке. Полозья скребнули по бетону. Коложвар поблагодарил пилота и нырнул в лифт. На сегодня хватит воздушных приключений.

В приемной заместителя министра ждал кипевший негодованием доктор Агаштон.

— Почему вы не открыли для доктора Агаштона мой кабинет, Моника? — в свою очередь, набросился Коложвар на секретаря.

— Потому что ваш кабинет оборудован средствами спецсвязи, господин заместитель министра, которыми запрещено пользоваться посторонним.

Торопясь, Коложвар никак не мог попасть в замочную скважину.

— Меня нет. Ни с кем не соединяйте. Заварите наш лучший цветочный чай.

— Лакай сам это пойло, — раздраженно бросил Агаштон. — Мне кофе, да покрепче. Моника, вы молодец, хорошо знаете свои обязанности и выполняете их… Не то что некоторые!

Агаштон отобрал у замминистра ключ:

— Запомни раз и навсегда: ничего не делать трясущимися руками!

За мужчинами — длинный Коложвар и щуплый, хохолком на макушке смахивающий на петуха Агаштон составляли занятную пару — захлопнулась дверь кабинета. Моника нажала одну из многочисленных клавиш своего секретарского пульта и поставила на плиту никелированный чайник. Электрическая плитка нагревалась медленно. Не спеша текла в последнее время жизнь самого секретаря заместителя министра внутренних дел. Из кабинета замминистра и одновременно — почему так получилось? — личной жизни Моники ушел игрок, пьяница, бабник Конрад Лейла. Тихо стало в приемной — сотрудники министерства быстро поняли, что с Коложваром каши не сваришь. Зато успешно обделывали свои дела незаметные, тихие личности, по стеночке, бочком, проходившие к дверям.

Интересно, зачем пожаловал всесильный доктор Агаштон?

Моника заварила чай и принялась готовить кофе. Она не спешила. Она знала, что рано или поздно подробности самых конфиденциальных разговоров становятся известны.

За дверью защищенного от прослушивания кабинета, куда раз в неделю по заявке Моники приходил с контрольным визитом специалист соответствующего профиля, шла беседа под грифом «Строго конфиденциально».

— Времени мало, — оказал Агаштон, старший и по возрасту, и по месту, занимаемому в новой государственной иерархии, где на первый план выдвигались личная преданность премьер-министру и связи на Западе. — Вчера ночью шла речь о новом министерстве приватизации. Пост министра будут предлагать одному моему знакомому, но я теперь начинаю сомневаться. Он не слишком пунктуален. Он совсем лишен…

— Господин доктор! — Коложвар не постеснялся бы рухнуть на колени, и лишь мысль о Монике, которая могла войти с минуты на минуту, удерживала его. — Не будьте злопамятны. Вспомните, сколько услуг я вам оказал, а сколько еще сумею оказать, если…

— Когда я что-то говорю, никаких «если» не бывает. С понедельника ты возглавишь новое министерство, Коложвар. Прими первую заявку от меня лично. Есть один маленький журнальчик, который я хочу прибрать к рукам. «Спорт — детям»…

— Да, господин доктор. Конечно, господин доктор. Я знаю это издание. Любимый журнал моей дочки. Уверен, что, перейдя в ваше частное владение, он станет еще лучше. Считайте, что одна подписчица у вас уже есть.

Агаштон поморщился:

— Не спеши. Журнал будет э-э… специфического направления. «Лесби-гёрл». Так что…

Коложвар представил свою Лиллу с подобным журнальчиком в руках, поперхнулся, но тут же обозначил улыбку:

— Ничего, пусть привыкает. Многовариантность нашего общества… К тому же проблемы сексуальных меньшинств требуют специального издания. Считайте, господин доктор, вопрос решенным. Но… маленькая встречная просьба, если можно.

— Валяй, — милостиво согласился шеф-редактор. Коложвар набрал в легкие побольше воздуха:

— Я постоянный читатель «Завтрашнего дня», и не просто читатель, а почитатель. Но эта кампания вокруг аэродрома русских под Охотничьей Деревней… Русские вот-вот уйдут. Аэродром же останется, прекрасный аэродром первого класса с твердым покрытием, со всей инфраструктурой… Между тем страсти вокруг него столь накалены вашим изданием…

— Правильно, чтобы отвлечь внимание от кризиса с ценами на топливо.

— А нельзя ли, господин доктор, и это не только моя просьба, чуть поубавить обороты?

Агаштон глянул на собеседника поверх очков:

— Не знаю, кто обращается с просьбами к тебе… Но знай, что я в данном случае выполняю конкретный заказ. Строго между нами могу сообщить, что сегодня вечером