Зато внутри столько эмоций, что меня, кажется, порвет от них. И мыслей столько, что начинает болеть голова.

Видимо, от чрезмерных переживаний распереживался и малыш. Я ощущаю толчок под ребра и невольно охаю.

И тут меня осеняет. Я округляю глаза. Так вот зачем он тогда караулил меня у магазина!

— Назар, ты явился уточнять про ребенка, когда понял, что я не виновата?

Ну да, зачем еще? Раз я не зло во плоти, то можно и снизойти до скромной меня.

Он поднимает бровь и качает головой.

— Нет. Тогда я еще не знал правды.

Э-э-э. Ничего не понимаю. Тогда почему ушел? К чему все его слова, если повелся как последний баран? Меня снова берет зло.

— Вот тебе и вся любовь, да? — рявкаю я. — Я соврала, что ребенок не твой, а ты сразу и поверил!

— Нет, — снова качает головой он. — Не поверил.

— Ой ли? Именно поэтому приехал лишь спустя четыре месяца?

Назар застывает, хмурит брови, явно о чем-то размышляя, в итоге медленно произносит:

— Я вернулся в тот же день.

Я в недоумении хлопаю ресницами.

— Я как раз возвращался, перебегал дорогу, и меня сбила машина. Я все эти месяцы лежал в больнице. Не мог не то что ходить, стоять. Большую часть времени даже не говорил из-за травмы горла.

Новая порция информации давит на меня, как каменная глыба. Я ошарашенно изучаю Назара взглядом. То-то мне показалось, что он похудел и немного прихрамывает.

Я в красках представляю, как его сбивают, как ему больно, морщусь и с силой вжимаю голову в плечи.

— Мне жаль, — хрипло произношу.

— А мне, пожалуй, лишь отчасти, — криво усмехается Назар.

Я пялюсь на него в недоумении.

— Именно в больнице я узнал правду, — поясняет он. — Признался отцу, что решил отомстить за его спиной, показал твое фото. Он и сообщил, что это была не ты.

— Конечно не я! — взрываюсь я. — Как ты вообще мог так обо мне думать? Тебе что, не приходило в голову, что я мало похожу на образ меркантильной дряни, а?

— Приходило, — опускает голову Назар. — Я убеждал себя, что ты хорошая актриса.

— Из нас двоих только ты хороший актер.

— Да нет, тоже так себе. Ты не представляешь, сколько раз я был близок к провалу.

— Лучше бы ты провалился! — говорю я прежде, чем успеваю подумать.

— Знаю.

Мы замолкаем, смотрим друг на друга в полной тишине.

— Как ты мог кому-то мстить, не проверив все десять раз, Назар? — Мой голос дрожит.

— Я проверял, Алиса! Только поэтому ничего не делал, потому что не был уверен, кто она. Отец не знал даже имени. Я собирал данные, проверял всех, кто дежурил в ту смену. И начал действовать лишь после того, как отец прямо указал на тебя в тот день, когда мы увидели тебя в холле с Софией.

— Что за чушь? — мотаю головой я. — Он не мог указать на меня!

— Теперь-то я знаю, что он и не указывал. Та, что с ним спала, стояла прямо за твоей спиной. И была шатенкой.

«Лена!» — охаю я про себя и чувствую, как с лица схлынула кровь.

Это какая-то чушь.

Пока я пытаюсь прийти в себя, Назар продолжает:

— Я окончательно убедился, что это ты, в тот день, когда отца показывали по телевизору. Ты попросила выключить. И вела себя так, будто хорошо его знаешь, будто у тебя есть основания считать его плохим человеком. Как будто он что-то тебе сделал.

«Не мне…»

О-о-о, моя голова. Виктор, Лена, Назар, авария, больница, месть. И вранье. Столько вранья, что я вот-вот взорвусь. Слишком много всего для одной маленькой меня.

— Назар, уходи.

— Алис…

— Уходи! Я не хочу тебя видеть. Мне плохо.

Я имею в виду душевную боль, потому что физически все еще вполне сносно, учитывая ситуацию. Однако Назар воспринимает мои слова по-своему.

Секунда, и он уже около меня, кладет свои ладони на мои предплечья и легонько гладит, вглядывается в меня с тревогой.

А я вздрагиваю и смотрю на правое предплечье, потом на левое. Хорошо, что на мне водолазка, и Назар не видит, как по коже ползут предательские мурашки от его прикосновений.

— Убери руки, — глухо шепчу я.

Его лицо вытягивается, но ладони он все-таки убирает.

— Алиса, мы ведь не договорили. Не проси меня отказаться от сына. Я хочу этого ребенка не меньше тебя.

Я смотрю в его темные глаза и вижу там решимость. Не отступит.

Что ж, я тоже.

— Назар, с сегодняшнего дня ребенок — это единственное, что нас связывает. Между нами все кончено. А теперь уходи.

Назар

— Что значит тебе не нужна помощь с ремонтом вашей квартиры, Алиса? — недоумеваю я в трубку, вышагивая по кабинету.

Как назло, мне пришлось вернуться домой, чтобы уладить рабочие вопросы и серьезно поговорить с отцом.

Деньги ей, видите ли, не нужны. Вот упрямица твердолобая! И как собралась справляться? Что плохого в том, что я могу решить этот вопрос? К чему эти никому не нужные взбрыкивания и попытки доказать, что справится сама?

Точнее, в это я как раз таки верю — Алиса очень способная, активная, умная и целеустремленная. Но эти жертвы не нужны ни мне, ни ей, ни нашему малышу. Как можно этого не понимать? На Землю что, упадет метеорит, если она позволит себе помочь? К чему это ее «я сама»?

— То и значит, Назар, — пыхтит Алиса в ответ. Прямо представляю, как она прищуривается и поджимает губы. Мол, чего ж ты такой непонятливый. — Справимся без тебя.

Занятный поворот.

— Каким образом? — спешу полюбопытствовать.

— Тебе не все равно?

Нет, мне совсем не все равно. Настолько не все равно, что дальше просто некуда.

— К тому же это не твое дело, — продолжает Алиса.

Ее тон становится холодным, а телефон, того и гляди, покроется инеем.

Кровь закипает. Да сколько можно? Чуть что, «не твое дело, Назар, не лезь».

А дело мое, очень даже мое.

— Мы ведь договорились, — начинаю максимально спокойным тоном. Не хочу с ней ссориться. Впрочем, чтобы поссориться, надо быть в мире, а у нас не мир, а так… не пойми что. — Я забочусь о нашем ребенке. Если не сделать ремонт, появится плесень. Практически со стопроцентной гарантией. И ты хочешь, чтобы малыш жил в таких условиях?

Алиса вздыхает и упрямо продолжает:

— Спасибо за ремонт у соседки, но тут мы сами. У нас есть деньги, Назар. Я на полном серьезе.