— Назар Викторович, — обращается ко мне риелтор, пухленькая шатенка с огромными карими глазами и носом-картошкой, — думаю, мы уже сегодня выйдем на сделку.

Я киваю. Отлично, буду только рад, если они сделают то, что не получилось у меня: эта квартира наполнится детским смехом, шумными голосами, уютом. И любовью.

— Берем! — одновременно восклицают супруги, возвращаясь к нам.

Вскоре с бумагами покончено, и я выхожу вместе со всеми.

София, наверное, заждалась. Как и отец.

Пока еду, все вспоминаю, что Алиса сказала мне перед тем, как выпроводить в день нашего разговора. Каждое ее слово жалит, добавляет тяжести на сердце.

«Назар, если ты думаешь, что дело только в мести, то ошибаешься. Как ни странно, это я как раз могу понять. Не оправдать, но понять. А вот то, что ты так запросто притворялся, общался со мной столько времени, говорил по душам… Видел, как я открывалась, как доверяла самое сокровенное, и предпочел поверить, что я врунья, чем довериться собственному сердцу… Это… нестерпимо больно. Уходи».

«Запросто притворялся». Нет, не запросто. Иначе жил бы себе припеваючи, и совесть не мешала бы спать по ночам.

За то, что я совершил, теперь буду расплачиваться каждый день до конца своей жизни. И сожалеть. Но уже не могу этого изменить. Зато могу и хочу сделать так, чтобы она поверила: я очень хорошо усвоил этот урок. Больше не усомнюсь в ней. И не предам. Лишь бы только она дала мне шанс это доказать.

Через час я въезжаю в ворота дома отца и поднимаюсь по ступенькам в дом.

Уж не знаю как, но маленькая егоза будто заранее услышала и несется ко мне на всех парах.

На лице сама собой расплывается улыбка. Я приседаю, и София, яркий лучик света, бросается мне на шею и так сжимает мою шею своими тонкими ручонками, что едва не душит.

— Эй-эй, полегче!

Она отстраняется, переводит взгляд на мою руку, где виднеется шрам.

Ее большущие глаза наливаются слезами, и она осторожно гладит розовую кожу. Спрашивает с детской непосредственностью:

— Больно?

— Нет.

Тогда София сосредоточенно кивает.

— Хорошо.

Медлит секунду, а потом тянет за собой, заговорщически шепчет:

— Пойдем, я кое-что тебе покажу. У меня там Киси Миси*!

Ее мир снова сияет яркими красками, горести забыты.

Киси Миси? Как много я упустил, пока лежал в больнице…

Когда подходим к лестнице, что ведет на второй этаж, из кабинета выходит отец. Мне остается лишь развести руками: мол, наш разговор подождет.

Спустя полчаса, когда я узнаю о Киси Миси и Хаги Ваги все и даже чуть больше, меня наконец благосклонно отпускают.

Спускаюсь, и мы идем в его кабинет.

Решаю не тянуть, сразу достаю телефон, вожу пальцами и протягиваю экраном к отцу.

Там фотография Елены Соколовой, горничной «Колибри» и «Астории».

Лицо отца вытягивается, он бледнеет. Почти так же, как Алиса, когда я упомянул, что нужная девушка стояла за ее спиной.

— Это она? — задаю вопрос, хотя ответ мне уже не нужен.

Выражение лица отца говорит само за себя.

— Назар! — изумленно восклицает отец.

— Я понял, спасибо. Это она.

— Да, она, но…

Мгновение, и растерянность сменяется злостью. Его лицо наливается краской, и он рявкает:

— Ты совсем ополоумел? Только попробуй сказать, что снова взялся за старое!

— Нет, — уверенно парирую я. — И в мыслях не было.

— Тогда какого черта происходит?

Я убираю телефон в карман и холодно продолжаю:

— Присядь, я все объясню. Алиса тоже ее знает.

Киваю на его кресло, а сам устраиваюсь в кресле напротив. Видимо, фраза насчет Алисы делает свое дело, отец занимает свое любимое кресло и складывает руки в замок на столе, готовый меня слушать.

— Алиса не умеет врать. Когда я разговаривал с ней, она выдала себя однозначными реакциями. Я много раз вспоминал наш разговор, и по всему выходит, что она знает Лену, но абсолютно точно ничего не знает о том, что та творит.

— Или не творит.

— Или не творит, — соглашаюсь я. — Но тут точно не все чисто, потому что…

Подаюсь вперед и, глядя ему прямо в глаза, медленно спрашиваю:

— Давай еще раз начистоту. Ты действительно спал с этой девушкой всего один раз?

— Да, — ни секунды не мешкая отвечает отец.

— Так я и думал. Па, когда мы встречались, Алиса сказала, что ты плохой человек, на тебя не стоит равняться. И говорила это таким тоном и с таким взглядом… В общем, сразу понятно, что там что-то большее, чем маленькие чаевые или срач в номере после отъезда.

Отец изгибает бровь и хмыкает.

— И эти ее реакции на упоминания Лены… — продолжаю я. — Боюсь, как бы Соколова не втянула мою доверчивую Алису в какой-нибудь переплет. Именно поэтому хочу разобраться в том, что происходит. Хочу защитить нашего ребенка и ее саму.

— Ты не пробовал спросить у самой Алисы?

— Я… В общем, у нас сейчас не те отношения, когда она с радостью поделится подробностями. Еще решит, что я снова ее использую. Нет уж. Да и втягивать ее во все это, учитывая ее положение, такое себе. Нет, она должна оставаться в стороне.

— Понял, — серьезно кивает отец.

— Хотя есть и еще одна причина.

— Какая?

— Ты.

— Может, хватит? — снова взрывается отец. — Мы взрослые люди, хватит лезть ко мне в штаны!

— Я и не лезу, — поднимаю ладони в примирительном жесте я. — Но тебе не кажется, что ты слишком погряз в своем чувстве вины, а? Прошло полтора года со смерти мамы, а ты… Посмотри на себя! Если бы не София, что бы ты сделал? Ну, скажи? Тебя ведь здесь держит лишь дочь!

Под «здесь» я имею в виду этот мир, и отец прекрасно улавливает смысл сказанною мной фразы. По его лицу пробегает тень, он трет лоб ладонью и устало вздыхает. Поджимает губы и молчит.

— Ты не допускал мысли, что твоей вины тут нет? — напираю я. — Что тебя, например, опоили? Ну серьезно, с какого хрена тебя так сильно развезло с обычной дозы алкоголя?

— А ты не допускаешь мысли, — с сарказмом выплевывает отец, — что я много раз это все вспоминал? Допустим, ты прав. Допустим, эта девушка, как ты говоришь, Лена, действительно шантажирует мужчин. Только вот ты упускаешь одну деталь.

— Какую?

— Она осталась в моем номере до утра, я ведь проснулся от хлопка двери. Зачем? Разве стала бы коварная соблазнительница так поступать? Не логичнее было бы сделать дело и свалить? Вряд ли сотрудницу отеля такого уровня погладят по голове за то, что она вместо работы спит с постояльцами до утра.