изучавшей наши документы, при взгляде на которые у меня по-прежнему крутилось в голове слово «апостиль». Сижу и прикидываю, как бы это слово приспособить для названия произведения искусства — оно такое красивое! «Это сладкое слово — апостиль»! Звучит! «История одного апостиля» — тоже неплохо. «Двенадцать апостилей» — вообще гениально! Дурью маюсь? Ну да. А чем мне еще там заниматься во всей этой апостилиаде? Головой кивать? Я и киваю. А муж мой, Игаль, все выкладывает: заверенный перевод свидетельства о браке, банковские распечатки нашего общего счета, фотографии из Краснотурбинска, где я, счастливая, выхожу из ЗАГСа с букетом в руке. Хорошо хоть фату не нацепила. А вот перед вами фотографии с того единственного раза, когда мы на Кинерет ездили, вот мы с Игалем сидим у мангала с шашлыками — ужас, какая я там толстая! — пиво пьем. Это потом все покатилось в тартарары, а тогда мне было очень даже хорошо. Спокойно и надежно. Знать бы заранее, как тебя жизнь треснет. И что бы ты тогда сделала, Таня? Так и сидела бы на попе ровно, считая копейки и дни до выходных? Наверное, все же нет. Так, что там у нас? Ага, вот тебе, тетя, письменное свидетельство от Фани и Михаль. Зачем я тогда, дура великовозрастная, про Томера вспомнила? Он-то что может свидетельствовать? Только спалилась зря, до сих пор неудобно.

Хорошо, что я перед зданием МВД сообразила сказать Игалю:

— Моя кредитная карта и чековая книжка… Сюда!

И протянула руку. Он смешался, посмотрел на меня… Что, не ожидал, что я свои права качать начну, взглядом выразил что-то вроде «мало я для тебя сделал, сучка? Мог бы вообще тебя бросить!» — да и хрен с его взглядами. Главное, карточку и чеки выдал. А куда он денется? Правильно, кстати, сделал, что выдал, потому что эта чиновница строго обратилась ко мне и потребовала доказать общность нашего банковского счета. Я и предъявила эти доказательства, небрежно достав их из сумочки, словно они там все время лежат себе, ждут хозяйку. И на Игаля посмотрела: мол, понял теперь, кто из нас сука, а кто проявил ум и сообразительность.

Тетя поинтересовалась договором на аренду квартиры, и муженек ей, конечно же, продемонстрировал, что в договоре указаны два имени и под ним стоят две наши подписи. Специально таскался ко мне за подписью, благо коллег-риэлтеров у него осталось видимо-невидимо. Интересно, а это реальная бумага или очередное жульничество? Если такая квартира существует, вселюсь-ка я в нее на полных правах. И хрен мне кто что скажет. Да ладно, куда я вселюсь? Он же там сам живет, наверное. А Фаню на кого оставлю? То-то и оно. Тут он правильно рассчитал.

В общем, сказали нам, что дело наше на рассмотрении, о результате сообщат, выдали мне документ об этом радостном событии, так что с этой минуты я нахожусь в Израиле официально и легально. Правда, всего лишь до решения комиссии, иди-знай, каким оно будет, но не важно — ощущение совершенно другое. «Еще не израильтянка, но уже — человек», — подумала я. Выспренно? Да. Зато верно. Кричите: «Ура!», Татьяна Константиновна!

— Посидим, отметим это дело? — поинтересовался мой не то реальный, не то фиктивный муж. Да почему же «реальный»? Реальным ему быть больше не светит. Забавно, что Томер был прав: решением моей проблемы стал фиктивный брак.

— Нет.

— А что так резко?

— Не заслужил.

— Я не заслужил? — изумился Игаль. Надо же, он еще и возмущается! — Я, между прочим, делаю все, чтобы исправить свою ошибку…

— Ошибку? Ты так это называешь? Не хватало еще, чтоб ты не делал все возможное и невозможное!

— Да? А если бы я не появился? Вернулся бы из Америки и не пришел бы к тебе, ты бы и не узнала никогда, что я в стране. Но я пришел…

— То есть, ты считаешь, что поступил благородно?

— А ты так не считаешь?

— Нет. Ты сделал единственное, что должен был сделать, и не надо это ставить себе в заслугу.

— Хорошо, могу не ставить. Если ты так хочешь, я сейчас снова исчезну, и ты опять останешься у разбитого корыта. Ты этого добиваешься? Остаться без статуса, без прав, без денег?

Ах, какая же ты скотина все-таки!

— Ты меня шантажировать вздумал, что ли? Нет, Игореша, ничего у тебя не выйдет! — специально так сказала, знаю, что он бесится, когда его «Игорешей» называют. — Я тебя, поганец, тогда урою так, что мало не покажется. Ты забыл, что у нас общий счет, на котором сейчас есть денежки и немалые? Не забыл? А хочешь я сейчас пойду в банк — вот прямо сейчас — и потребую, чтобы чеки были действительны не с подписью одного из нас, а исключительно с двумя подписями? Нет, не хочешь? А хочешь я потребую, чтобы половина денег на счету нашем общем была переведена на мой личный счет, который я открою в этом же банке? И этого не хочешь? А хочешь, я стукну в Налоговое управление, что ты выписал нашему хозяину чеки без покрытия, и он был вынужден обратиться к судебным приставам? Хочешь? Нет? А что так?

— Таня, это подло!

— Да ты что?! А шантажировать меня, бедную вдову, не подло?

— Ты не вдова.

— Так ведь это быстро можно устроить.

— Теперь ты мне угрожаешь?

— Ни в коем случае! Сообщаю тебе различные варианты развития наших с тобой отношений, только и всего.

— Я же пошутил, а ты взъелась сразу! Перестань, Танюша.

— Еще раз назовешь меня Танюшей — и я быстро стану вдовой. Понял?

— А как тебя называть? Татьяна Константиновна?

— Как вариант.

— Ну, хорошо, Татьяна Константиновна, — улыбнулся этот гаденыш. — Вот я и предлагаю вам посидеть в кафе и там обсудить развитие наших отношений.

— Не будет никаких отношений, уясни это уже. Ты легализуешь меня в этой стране, я продолжаю экономить деньги, чтобы совершенно официально улететь отсюда к дочери, и уже там, в России, оформлю развод в одностороннем порядке. Общих детей у нас нет, так что это будет быстро и безболезненно. Это единственное развитие отношений, которое у нас может быть.

— Тань, да не пори ты горячку! Я понимаю, ты злишься, это справедливо, я поступил как подонок, но я хочу все исправить. Вспомни, как нам было хорошо раньше!

— Игаль… — сказала я тихо и вкрадчиво.

— Что? — так же тихо переспросил он.

— Иди на хуй!

Повернулась и пошла. Грубо? Грубо. Переживет.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ВОЗМЕЗДИЕ. ПАЛЕСТИНА, ГАЛИЛЕЯ, 1929

Первый натиск