наркотики. Огромное количество наркотиков. – Барбара почесала подбородок.

Мне показалось примечательным, что Джеральд, хоть и включил Барбару в список, все же солгал мне, когда я стал о ней расспрашивать. Некоторые подробности, которые он мне сообщил, расходились с тем, что я выяснил, когда начал разбираться во всем самостоятельно. Адреса, места их встречи, ее возраст. Тут все не сходилось, поэтому я решил копнуть глубже. И рад, что сделал это.

– А еще имело место несколько абортов. – Она прокашлялась. – Джеральд не любил предохраняться, но иметь внебрачных детей тоже не желал. Как ты сам мог догадаться, в этом вопросе он был непреклонен. Я же всегда знала, что не стоит искушать судьбу. Всегда принимала противозачаточные. Я не стремилась забеременеть от миллиардера. Это слишком опасно. Но оглядываясь назад, думаю, что, возможно, стоило это сделать. Может, тогда мне жилось бы лучше, чем сейчас. – Она окинула взглядом небольшое кафе с облупившимися обоями и пылью, которая покрывала каждую поверхность.

Барбара жила в маленьком захолустном городке. Очевидно, что в деньгах она не купалась.

– Но я была посвящена во все, что происходило вдали от глаз. Он был монстром, Сэмюэл. Настоящим монстром. Ты встречал таких? – Она жадно затянулась сигаретой, что я ей дал, не обращая внимания на возмущенные взгляды бариста, которые та бросала на нее через стойку, хотя не подошла к нам и не попросила ее потушить.

– Да, – просто ответил я. – Я встречал монстров. Даже не раз. Итак, вот как мы поступим, Барбара. Я обеспечу тебе выгодный контракт на написание книги откровений. Но что бы ни случилось, ты должна помнить одно: ты никогда не встречалась со мной, никогда меня не видела и никогда обо мне не слышала. Доступно объяснил?

Она кивнула, докурила и сделала глоток несвежего кофе, который я ей купил.

– Предельно. Можно еще сигаретку?

Я посмеялся, встал и бросил ей на колени пачку сигарет, прежде чем вновь скрыться в белой метели.

– Конечно, дорогуша, бери всю чертову пачку.

Одиннадцатая

Эшлинг

Сначала я почувствовала запах и только потом увидела ее. Рвоту.

А как только заметила первое пятно, поняла, что они повсюду.

Блеклые желтые пятна покрывали ковры, пол и стены.

Я бросила рюкзак у двери и пошла по их следам наверх. Непривычно видеть, чтобы домработницы оставляли грязь неубранной.

Разве что они хотели, чтобы я это увидела.

Я знала, что это был крик о помощи. И исходил он не только от моей матери.

Господи, что она натворила на этот раз?

Я поднялась на второй этаж и свернула в коридор, ускоряя шаг. Как я и ожидала, следы рвоты вели в хозяйскую спальню – в комнату моей мамы. Athair съехал несколько дней назад, и хотя я изо всех сил старалась приглядывать за мамой, все же понимала, что ей становится все хуже.

Остановившись возле двери, я схватилась за ручку и сделала глубокий вдох.

– Мама?

Ответа не последовало. Я распахнула дверь спальни, а разум атаковали яркие, отчетливые воспоминания о мисс Би.

Кровь.

Ванна.

Запястья.

Отчаяние.

Я оглядела комнату. Она была совершенно пуста.

– Мама? – повторила я в замешательстве.

Я с опаской направилась в смежную ванную, чувствуя, как сердце подскакивает к горлу. Надеялась на лучшее, но готовилась к худшему. К тому, что мать повторит ту сцену из квартиры мисс Би, решив, наконец, исполнить свои пустые угрозы покончить с собой. Я знала, что мама наносила себе повреждения. Честно говоря, это даже давало мне какое-то искаженное чувство безопасности, потому что люди, наносящие себе повреждения, менее склонны совершать «успешные» попытки самоубийства.

Джейн Фитцпатрик даже это делала не всерьез. Иногда она слегка ранила себя, как можно дальше от запястий, чтобы привлечь внимание. Но делала это исключительно для наших с отцом глаз. Хантер и Киллиан ничего об этом не знали. Они не были пешками в ее схеме эмоционального шантажа.

Я обнаружила ее лежащей возле туалетного столика лицом вниз.

– Мама! – закричала я и бросилась в ванную, шире распахнув дверь.

Я опустилась на колени, схватила ее за плечо и перевернула. Она лежала без сознания в луже собственной рвоты, в которой, будто маленькие звездочки, плавали наполовину растворившиеся таблетки. Их содержимое было густым, порошкообразным. Как звездная пыль.

Господи.

Я схватила ее за волосы и сунула пальцы ей в рот, заставляя давиться и выплюнуть еще больше таблеток. Она тотчас пришла в себя и начала слабо возмущаться оттого, что я причиняю ей боль, держа за голову, но тут у нее снова началась рвота.

Вышло еще больше таблеток. И всего остального.

– Нужно сделать тебе промывание желудка, – простонала я, свободной рукой набирая номер «Скорой» и продолжая попытки вызвать у нее рвоту. – Что же ты наделала?

Но я прекрасно знала, что она сделала и зачем.

«Скорая» прибыла через четыре минуты. Я ехала следом за ней на своей машине, снова и снова пытаясь дозвониться до Хантера и Киллиана. Телефоны обоих перенаправляли мои звонки на голосовую почту.

Я не могла понять почему. Уже ночь. Они должны быть дома со своими семьями. Я решила отправить обоим наше кодовое слово. Экстренный код.

Клевер.

А когда ответа не последовало, отправила:

Клевер, клевер, клевер! Возьми трубку!

Я не хотела, чтобы мои невестки узнали, какая у меня рехнувшаяся семейка, особенно притом, что отец жил отдельно и они с мамой, скорее всего, разведутся. Но все же нехотя позвонила Перси.

Между мной и Персефоной всегда существовала тайная связь двух робких, романтичных тихонь, которые были вынуждены процветать в суровых джунглях семейства Фитцпатрик.

– Алло? – голос Перс прозвучал сонно.

– Ох. Привет, – весело прощебетала я и почувствовала себя идиоткой оттого, что стараюсь изобразить жизнерадостный тон. – Это Эш. Я пытаюсь дозвониться до Киллиана, но он не отвечает. Не знаешь, где он может быть?

– Привет, Эш. Все в порядке? – спросила она, а потом, сообразив, что я сама задала ей вопрос, добавила: – Килл в «Пустошах» с Сэмом, Дэвоном и Хантером. У них там какой-то особенный вечер азартных игр. Я не заостряла внимания. Я могу чем-то помочь?

Кровь начала закипать в жилах, и я сжала руль так крепко, что побелели костяшки пальцев. Братья намеренно меня избегали. Оставили меня разбираться с матерью, а сами поехали играть в карты с Сэмом Бреннаном.

Внутри поднялась новая волна злости. Как Киллиан и Хантер посмели так легко примириться с действительностью, в которой милая, робкая Эшлинг заботилась о матери и athair, а сами они жили