– Ты пьешь противозачаточные? – спросил он посреди толчка.

Я пыталась ответить сквозь перчатки, но мой голос прозвучал приглушенно, и он не смог разобрать слов.

– Да, с пятнадцати лет.

– Неважно. – Он двигался резкими толчками. – Даже если это не так, примешь экстренные контрацептивы. Ясно?

Все удовольствие и игривое настроение, наполнявшее меня всего несколько мгновений назад, вновь обернулось злостью. Он кончил в меня, крепко держа за ноги, а его лицо исказилось от напряжения. Я чувствовала, как его горячая сперма проникает в мое тело. Выплюнула перчатки на пол и, резко выпрямившись, завопила от ярости. Я оттолкнула его от себя и еще лягнула вдогонку. Он едва отступил – ровно настолько, чтобы я смогла встать полностью, и уже стал натягивать штаны.

– Пошел вон. – Я указала на дверь. – Сейчас же. И больше не возвращайся.

Он уставился на меня в изумлении, неторопливо пряча достоинство в брюки, затем застегнул молнию и достал сигарету из пачки.

– Расслабься, Никс. Я слышал, как ты ответила, что принимаешь таблетки. Мне просто нравится смотреть, как ты бесишься.

– Что ж, поздравляю, ты своего добился. Думаешь, допустимо указывать женщине, что ей делать со своим телом?

– Зависит от женщины. – Он пожал плечами.

– Вон! – закричала я еще громче.

Сэм зажег сигарету. Вот что еще меня беспокоило. Он знал, что я терпеть не могла, когда он курил. Я подошла к двери и настежь ее распахнула.

– Вон!

– А то что? – Он ухмыльнулся, зажав сигарету губами. – Вызовешь полицию, чтобы меня забрали из твоей нелегальной клиники, Никс?

– А то расскажу братьям, что ты уже дважды трахнул их младшую сестренку, хотя тебе платят… сколько там, еще миллион сверху, чтобы ты держался от меня подальше? – Я медленно захлопала глазами с приторной улыбкой.

Сэм фыркнул и зашагал к двери нарочито неторопливо, чтобы окончательно вывести меня из себя.

– Больше не подходи ко мне, – рявкнула я.

– Да без проблем.

И вот так просто он со всем покончил.

Ушел, оставив меня полуголой, с хаосом в мыслях, в нашей правде и лжи и всем том, о чем мы не смели говорить.

А мое сердце – наполовину разбитым, но так и оставшимся в его окровавленных руках.

Десятая

Сэм

Прошло несколько дней с тех пор, как я трахнул Эшлинг в ее клинике смерти.

Я жутко разболелся и не наблюдал ни малейших признаков улучшения.

Поднялась температура, меня рвало всем, что бы я ни съел, и я с трудом доплелся до двери, чтобы забрать оставленный возле нее заказ из сервиса доставки еды.

Я не болел так сильно с девяти лет. Не позволял себе роскошь быть слабым и зависимым. Более того, с тех пор, как переехал к Бреннанам, я не пропустил ни дня учебы или работы по болезни. Всегда всеми силами старался быть достойным их восхищения и обожания, будто был получеловеком-полубогом. Несокрушимым и крепче стали.

Вот почему я никогда не впускал своих приемных родителей. Во всяком случае, не в полной мере. Только не в мою квартиру, в мои владения, в мое личное пространство.

Не в этот уголок мира, который принадлежал только мне и где я мог зализывать раны, позволить себе быть далеким от совершенства, спокойным и неуверенным.

Я был рад навещать Троя и Спэрроу, относиться к ним, как к семье, а потом отступать обратно в тень. Чем меньше они обо мне знают, тем лучше. Жить с ними в подростковые годы было все равно что задерживать дыхание под водой. Несмотря на то, что в день переезда я делал вид, будто не изменю старым привычкам и буду доставлять им неприятности, я изо всех сил старался не облажаться.

Я был самым умным, самым быстрым и самым безжалостным солдатом Троя, дарил Спэрроу украшения на Рождество и яростно защищал Сейлор на каждом шагу.

А теперь случилось это.

Полтора раза трахнулся с Эшлинг Фитцпатрик – и этого оказалось достаточно, чтобы выбить меня из колеи. Колеи? Я уже окончательно сбился с пути.

Будучи таким кротким созданием, она явно умела произвести неизгладимое впечатление. Но ее откровенная, невыносимая нежность манила меня, словно маяк в непроглядном мраке.

Прикасаться к ней было ошибкой. Ошибкой, которая стоила мне гораздо дороже, чем я был готов заплатить. Прошло четыре дня с тех пор, как я овладел ей, а я все никак не мог смотреть в глаза ее братьям. Я пренебрегал своими обязанностями перед Фитцпатриками. Конечно, я по-прежнему показывался в «Пустошах», нашел время перерезать горло члену Братвы за то, что тот попытался подкрасться ко мне после деловой встречи в центре города.

Мои отношения с русскими накалялись, и мне пришлось завербовать больше солдат. Некоторые из них были из числа отставников, с которыми когда-то работал Трой. Мне нужно, чтобы Бруклайн оставался под защитой – и моим. Сейчас не время играть в семью с маленькой докторшей. Тем более она тоже могла стать мишенью.

На пятый день дерьмового самочувствия я признал поражение. Для меня обратиться к Эшлинг за медицинской помощью было все равно что Джонни Деппу попросить Эмбер Херд стать свидетелем защиты и дать показания о личности обвиняемого.

Я нехотя принял душ, сунул ноги в кроссовки и захватил ключ по пути к двери. Распахнул ее.

А на пороге стояла Эшлинг, держа в руках бумажные пакеты, доверху наполненные продуктами.

Я попытался захлопнуть дверь у нее перед носом, но она оказалась шустрее – а может, я чертовски медлительным, – и просунула ногу между дверью и косяком. Она громко взвизгнула, отчего я тут же открыл дверь нараспашку и выругался себе под нос.

– Ее звали мисс Бланшет, – сказала она, заглядывая внутрь.

Я молча уставился на нее. Ей придется пояснить, чтобы я понял, о чем она, черт возьми, толкует. Эшлинг выронила пакеты с жестяными банками и овощами на пол и обхватила себя руками.

– Мою гувернантку. Ее звали мисс Бланшет. Она умерла, когда мне было семнадцать. Как раз той ночью, когда мы с тобой познакомились в парке аттракционов. Я поехала туда после того, как нашла ее. У нее был рак легких. Она боролась с ним на протяжении трех лет. Последние несколько месяцев жизни она проводила в хосписе, но потом решила, что хочет умереть дома, а не в каком-то чужом для нее месте среди людей, которые были ей незнакомы и ничего для нее не значили. Так что она вернулась в свою квартиру в Вест-Энде. Она