Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и Рознер, Вайнштейн тоже сидел. Срок мотал, однако, не на Колыме, а поближе и, по счастью, только два года. За «джазовый базар» Вайнштейну приходилось отвечать и позже. После выступления на пленуме Союза композиторов – резкая статья в «Правде», директивы и окрик Фурцевой: оркестр «рабски преклоняется перед американщиной», «нет ничего своего, все прокатное».
От разгрома биг-бэнд удалось уберечь. Однако компромиссов не избежал и Вайнштейн. Как мы знаем, концертирующему Рознеру приходилось исполнять с эстрады всякую всячину, выдавая джаз то за «негритянский фольклор», то за «песни народов мира». А клубный Вайнштейн половину программы зачастую отдавал на откуп танцмейстерам, которые устраивали «интерактив» с публикой, разучивая летку-енку и прочий неджазовый материал.
Ветер с Балтийского моря по-настоящему проникает в оркестр Эдди Рознера осенью 1964 года. До этого были только более или менее случайные пересечения, о которых мы уже знаем: довоенные гастроли в Риге, в годы войны – прибалтийцы «по разнарядке» Каск и Шенза, в Магадане – песня по случаю рождения дочери Иры, написанная на слова литовского актера, режиссера и юмориста Станиславаса (Стасиса) Чайкаускаса. После лагеря – знакомство с Анатолием Лепиным-Лиепиньшем, выходцем из Прибалтики. В пятидесятых промелькнула даже певица с латышской фамилией. В начале шестидесятых поступил на работу Гарри Гриневич. Позже у Рознера будет работать рижский певец Лев Пильщик… О Салли Ландау-Таль и Виде Вайткуте речь уже шла.
Музыкант-аранжировщик Виталий Долгов в оркестре Рознера
Весомое подкрепление Рознер получил в связи с пертурбациями в Рижском эстрадном оркестре, носившем громкую аббревиатуру РЭО. В двери квартиры на Каретном ряду постучались бывший главный дирижер РЭО Эгил Шварц и его молодая супруга певица Лариса Мондрус. Первое знакомство с ними произошло… где бы вы думали? В Ленинграде. Шварц и Мондрус у Рознера не задержались, стремясь к самостоятельному плаванию. Они, по собственному признанию, рассматривали Рознера в качестве «очень нужного человека», которого «надо использовать, чтобы найти свое место в столице»[46]. Но не минуло и двух лет, как Москву приехали их коллеги из РЭО – саксофонисты Виталий Долгов и Александр Пищиков. К тому же весной и осенью 1966 года у Рознера начинают работать питерцы, прошедшие через оркестр Вайнштейна, – трубачи Ярослав Янса и Константин Носов, саксофонисты Геннадий Гольштейн и Георгий «Жорж» Фридман, контрабасист Виктор Смирнов, барабанщик Сергей Стрельцов, пианист Давид Голощекин… Последовательность не важна. Говорят, что ленинградцев пригласил директор рознеровского оркестра. Чаще всего их приход ставят и Долгову в заслугу, дескать, это он договорился. Сейчас уже непринципиально, кто был посредником. Тромбонист Владимир Богданов, например, выбрал оркестр Рознера по совету Терлецкого.
Так или иначе, Рознер дал работу, открыл дорогу на столичную эстраду молодым виртуозам, которым надоело музицирование в танцзалах клубов и на второстепенных концертных площадках. Результат получился ошеломляющий. Столь аутентично и новаторски не звучал прежде ни один советский биг-бэнд. Сработало именно то, к чему «царь» долго и мучительно шел: синтез, кумулятивный, синергетический эффект объединения талантов и навыков, школ, культур. Алхимия, да и только Оркестр оказался вне конкуренции, вырвавшись в авангард движения Записи тех лет сопоставимы с лучшими примерами джаза наших дней «Интересные фактурные находки», «смелые приемы развития», – отозвался Алексей Баташев, характеризуя работу Виталия Долгова.
Саксофон – Г. Гольштейн. Труба – Я. Янса. 1966
Нина Бродская в ту пору у Рознера уже не работала, но и она помчалась на репетицию:
Слухи о новом составе оркестра молниеносно разнеслись по Москве Многие музыканты и деятели культуры отреагировали на эту новость с большим любопытством. Желающие послушать, а их было немало, спешили приехать на репетиционную базу. В числе прочих жаждущих приехала и я. Рознер стоял на сцене и дирижировал. В какой-то момент он повернулся лицом к залу. Увидев меня, сияюще улыбнулся своей знаменитой улыбкой и гордо крикнул «Нынуля! Как тэбье мой оркэстр, а?» Я кивнула в ответ и подняла вверх большой палец. Рознер, не сдерживая эмоций, расхохотался. Он продолжал дирижировать, временами хитро, как это бывало раньше, поглядывал на меня, будто оценивая мою реакцию. Это было вообще характерно для Эдди Игнатьевича. Всякий раз, играя какое-нибудь новое произведение или песню, он обязательно интересовался моим мнением, спросив: «Мэйделе! Что ты думаешь?»
Рознер сиял от восторга, его окрыляли интерес и количество тех, кто приехал послушать, бурные апплодисменты после каждого сыгранного произведения.
На этой репетиции Нина заприметила среди оркестрантов Владимира Богданова. Скоро он станет не только новым инспектором оркестра, но и мужем Бродской. Память сохранила и концерты, проходившие в Москве в спортивном зале ЦСКА. Трибуны ревели.
«Оркестр засиял удивительным светом», – отмечал Юрий Саульский. С этим составом Рознер вышел на фестиваль «Джаз-67», на котором, по словам Геннадия Гольштейна, биг-бэнд ждал грандиозный успех, ибо был он «очень современным по звучанию – лучшим в стране». Сам Гольштейн предложил для фестивального выступления свои инструментальные пьесы «Мадригал» и «Сомнения».
Праздничное воодушевление переполняло «царя». Он словно читал с листа новую, давно желанную партитуру.
Свадьба Нины Бродской и Владимира Богданова
«Вы думаете, Рознер устарел?»
Увы, трудности возникли там, где их никто не ожидал.
Репертуар
