Европе – центральные внутренние области с тесными культурно-географическими связями. Впереди городские огни Будапешта. Мы делаем плавную дугу и оказываемся на юге города, затем вновь возвращаемся на северо-запад, чтобы начать заход на более восточную из двух параллельных посадочных полос.

Как и в Лондоне, как и в Брюсселе и Вене, как во всех городах, что мы видели сегодня, в Будапеште холодно и ясно. Компьютер не улавливает ни единого дуновения ветерка, когда мы начинаем заход на посадку и выпускаем закрылки. Я помню, что на борту мой отец, и гадаю, для кого из нас эта поездка была более удивительной. Папа порой говорил, что лучше бы он стал ученым. Мне немного жаль, что из-за правил я не могу показать ему из кабины огни взлетно-посадочной полосы. Они бы ему понравились: простая техника, но какая величественная!

Зеленые входные огни отмечают начало взлетно-посадочной полосы – это своего рода световой порог. Огням самой ВПП предшествуют огни приближения. Последние весьма разнообразны. Их хитрое расположение показано на наших картах в упрощенном виде – при помощи диаграмм и аббревиатур. Надо заметить, легче от этого становится ненамного. Иногда по взлетной полосе «пробегает» свет проблесковых маяков – «механический заяц» для самолетов-гончих. Бывает, что ряды огней приближения имеют в длину более полумили, уходя даже в открытые воды – авиационные маяки превращаются в морские. Иногда, если ночью падает снег или встает туман, особенно если аэропорт окружен водой, снижаясь, несколько минут вообще ничего не видишь, кроме огней ВПП. Они складываются в потрясающие узоры: длинные сияющие ряды сужаются по направлению к посадочной полосе, пересекаемые световыми горизонтами. В окне кабины «боинга» светосигнальная система превращается в произведение искусства.

Когда мы начинаем спускаться к Будапешту, самолет принимается с нами разговаривать. «ДВЕ С ПОЛОВИНОЙ ТЫСЯЧИ», – сообщает механический голос. Мы выпускаем шасси. Сверкающие огни, фонари возвращающегося к нам мира, уже не просто где-то впереди нас; мы среди них, они струятся прямо под носом лайнера. Удивительная удача, замечательное и незабываемое совпадение: именно в тот день, когда со мной летел отец, приземление вышло аккуратней некуда. Мы рулим к выходу, зачитывая чек-лист для выключения двигателей. Я делаю последнюю за полет запись в журнале: «Посадка в Будапеште, 22:02. Папа на борту».

Лирики, рассказывая об авиационных буднях, почти всегда рисуют небосвод ясным и светлым. Лучшее отступление от этого правила – «Ночной полет» Сент-Экзюпери. В нем описаны темное низкое небо, темный мир, еще не охваченный электрификацией, и чудеса, которые пока доступны бесстрашным пилотам маленьких самолетов, летающим над сельской или вообще безлюдной местностью, но почти неизвестны современным авиапутешественникам, которые обычно просто не вглядываются в ночь. Ночью мир из иллюминатора виден куда хуже, чем днем, даже из темного салона. Конечно, и фотографировать в темное время суток несравнимо сложнее. К тому же ночные пассажиры часто спят или надеются уснуть.

Но я предпочитаю летать ночью – и как пилот, и как пассажир. Так приятно путешествовать без ослепительного света, от которого днем приходится защищаться при помощи темных очков и хитроумных солнцезащитных шторок, что при долгих дневных перелетах двигаются по кабине вслед за небесным светилом, как подсолнухи. Кроме того, ночные полеты проходят обычно более гладко: солнце не перегревает машину и не вызывает турбулентность.

Ночью особенно отчетливо ощущаешь, как полет избавляет тебя от тесных рамок и пустых забот повседневной жизни. В наших интеллектуальных беседах мы порой излишне сурово отзываемся о «темной ночи души». А ведь одноименная поэма Святого Иоанна Креста посвящена не отчаянию, а любви, которая сильнее чувствуется ночью, когда навигационные огни на крыле, парящие над спящими городами и странами, напоминают «яркую лампаду» из одной из версий поэмы, а ночная красота путешествий вызывает в памяти тьму, «когда мой дом исполнился покоя»[16].

Поздней ночью можно наблюдать природные явления, которых почти не увидишь при солнечном свете. Множество кораблей-облаков отправляются в свободное плавание при яркой луне. Молнии выпускают огромные яркие стебли откуда-то из серых глубин далеких экваториальных грозовых ливней, а на оконных стеклах огни святого Эльма – статическое электричество, проявляющееся в форме резких вспышек, мерцают, как в элиотовской «Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока»: «Такое чувство, словно нервы спроецированы на экран»[17]. Пустые темные земли проносятся под нами и кажутся столь же далекими, как райские кущи. Потом внизу загораются огни – как рукотворные, так и природные; их на удивление много. И вот сияющие рукописи городов и деревень – из них составляется книга, которую мы читаем в ночное время, как если бы полет был призван лишь напомнить о том, сколь многим мы обязаны огням, и о том, что все ведомое нам в этом мире осеняют звезды.

Некогда говорили, что Британская империя занимала на земном шаре столько места, что над нею никогда не заходило солнце. Мой университетский преподаватель, уроженец Индии, узнав, что я переезжаю в Британию, предупредил: через несколько зимних недель в сердце бывшей империи мне может начать казаться, что солнце там никогда не восходит. На земле закатом особо не полюбуешься: его частично или полностью скрывают облака, смог или дождь. Кроме того, если вы не моряк и не фермер, вам редко когда удастся полностью увидеть линию горизонта. Действительно, в облачный день часто и не догадаешься, что земля или невидимый источник ее освещения – небесные тела. Небо просто без всяких видимых причин мало-помалу темнеет, становясь из влажно-серого мокро-черным.

Напротив, на большой высоте наступление темноты почти всегда можно наблюдать «в чистом виде». В небе почти все закаты такие, что доведись вам увидеть подобное на земле, вы бы остолбенели от восторга. Начинающие пилоты часто не задумываются о том, какая радость их ждет в авиации – бесконечная череда вечерних зорь как с картинки.

Полет помогает обмануть и в то же время лучше понять свет и форму планеты. Тьма накрывает авиалайнер рано или поздно. Она может длиться неестественно долго или отступить почти сразу же. Часто темнота не приходит вовсе. На земле мы считаем ночь временем; мы так и говорим – «ночное время». В небе коварство тьмы более ощутимо, ночь здесь становится пространством – царством тени, к которому мы приближаемся или от которого бежим, на скорости, что способна либо приблизить наступление дня, либо заставить часы замереть.

Мы видим то, что если и учили когда-то в школе, то редко осознавали: Земля плывет в солнечном свете. Посветив на яблоко карманным фонариком, можно убедиться, что в любой момент одна сторона планеты освещена, а другая темна. Две половинки разделяет непрерывная