На какой-то миг Степаныч как будто перенёсся в прошлое, а потом продолжил:

– Трое суток я прожил в одном пригородном санатории, а когда вернулся… узнал, что за это время я стал «маньяком», за которым охотится вся милиция Харькова. А поскольку я не прятался, скрутили меня, едва я приехал в город. Причём, произошло это возле киоска, в котором тогда работала продавщицей подруга моей сестры. Опять совпадение? Очень уж много их получается!

– Но почему ты тогда так неохотно каждый раз идёшь в суд, а уж говорить об этом и вовсе не хочешь? – возмутилась Таня.

На что Степаныч попытался ответить как можно спокойнее:

– Для человека с моим тюремным стажем, да и просто – в силу воспитания, которое вложили в меня дед с бабой, обращаться в суд – и не просто обращаться, а подавать заявление на своего родственника! – явление противоестественное! Мне бы такое и в голову не пришло. Но благодаря капризу сестрёнки я вот уже пол года таскаюсь по судам. Она, видите ли, пожелала меня выписать, сделать БОМЖом. Самое интересное, что она и не скрывает своих намерений, а суд не желает этого видеть и принимать в расчёт. А ведь я и так был там только прописан… и жить бы там больше не стал – сестрёнка прекрасно знает о наших взаимоотношениях с отцом… не хочу я об этом и говорить. Противно!

– Когда я разговаривала в Мерефе с дочкой Юрьевича, то она рассказала мне, как дед уговаривал твоих родителей, чтобы они продали дачу или машину и с помощью денег вытянули тебя из этого дерьма…

– Это им надо было сделать ещё раньше – при первой судимости, когда я был несмышлёным малолеткой. Хорошенько надавать по заднице и популярно объяснить, что так делать не надо. Но меня тогда всё-таки судили, а они на следующий год приобретают себе машину и начинают строить дачу…

– …но они отказались помогать. – как бы удивилась Таня.

– Если принять во внимание, что обострение моих отношений с отцом началось после рождения сестрёнки, то нет ничего удивительного в том, что меня решили «не мытьём, так катаньем» сжить со свету. А дед… он многого не видел, или не хотел видеть. Ну а я и не рассказывал ничего после первого побега из дому, когда дед с бабой вернули меня родителям. В моём представлении тогда это выглядело предательством со стороны дедушки с бабушкой…

Поневоле вспомнилось то время, когда он – совсем ещё несмышлёный и перепуганный систематическими отцовскими избиениями – однажды зимой не выдержал и удрал из дому. По простоте своей попёрся, хоть на дворе была зима в самом разгаре, в Мерефянский лес. Прихватив с собой одеяло из дому. Насмотревшись фильмов про покорителей Аляски, он рассчитывал переночевать в сугробе, завернувшись в одеяло и укрывшись сосновыми ветками. Но реальность оказалась более суровой и он быстро замёрз. Вот тогда и решил мальчишка пойти к своем деду с бабой, рассчитывая на их помощь. Но дед не стал брать ответственность на свои плечи и позвонил родителям.

Может, дедушка думал, что всё ещё нормализуется? Он ведь считал, что вложил нормальное воспитание в свою дочку. А на деле оказалось, что мой отец «перековал» её под себя и она даже слова против сказать не могла – привыкла ведь, что в родительской семье решающее слово оставалось за отцом. Вот и молчала.

– Ты ещё оправдываешь её?! – удивлённо спросила Таня.

– Я не оправдываю, а объясняю – что и почему – по моему мнению! – происходило… Знаешь, после случившегося однажды Ирина прислала мне письмо, в котором были слова: «…в том, что случилось есть сотая доля и моей вины…» Из всего семейства только она об этом сказала! Но я уверен, что был ещё один человек, который в случившемся винил в том числе и себя – это мой дед. Да, он никогда не писал мне туда писем, и я никогда не писал им в Мерефу, чтобы «не светиться» с зоновским адресом. Он ведь был человеком известным и уважаемым в Мерефе, а тут вдруг такой вот внук – преступник. Но я уверен, что дедушка правильно оценивал происходящее и выставлял виноватым не только меня.

– Блин, Саша! Меня бесит эта ситуация – все всё знали, но никто ничего не хотел делать. Это же бред какой-то!

– Как бы то ни было, а всё это уже в прошлом. Нам же с тобой предстоит построить будущее – и не столько наше, сколько наших детей. Может мы и грешники с тобой, Танюш, может и неудачники, но они заслуживают лучшей участи. Я имею сейчас ввиду твою дочь и её мужа, их ребёнка, ставшего моим внуком. Коль уж родные дети воротят нос… не буду набиваться. Денег, которые сейчас всех так интересуют, у меня нет. Воспитывать их уже поздно, да и не имею я, наверное, такого права… Спасибо Тоне – признала меня. Ведь как много это значит, когда от тебя многие отказались! А больнее всего сознание, что отказались они от меня даже не из-за того, что считают меня в чём-то виноватым, а просто потому, что я им всем мешаю. Ведь, если по нормальному, они должны бы помочь своему отцу. Вот и обвиняют меня во всех смертных грехах, чтобы оправдать свои действия. Но они-то ладно, у них вроде как, во всяком случае – по их мнению, есть обоснование своих действий – они считают своего отца убийцей. Но как понять мою мать, которая, как оказалось, к своему умершему отцу приехала только через день?! Хотя жила она всего в 25-ти километрах. Опять же – машина у них!

– Ладно, успокойся! – Таня попыталась обнять мужа.

– Да я спокоен. Просто противно всё это! А ведь они – моя родня! По крайней мере, по официальной версии. И после всего этого папенька ещё заявляет на суде, что я, мол, бросил своих детей… А что сейчас делает он? Ведь он не просто бросает, не просто выталкивает на улицу калеку, но и пытается его чужими руками (наверняка, когда сестра подавала заявление участковому – это была его работа!) снова упечь меня в тюрьму. И как после этого мне к ним относиться?! Как быть с сегодняшними мерефянами, которые из всего семейства вроде бы лояльнее всех относятся ко мне. Но, тем не менее, никто из них не предложил: «Саша, у тебя нет регистрации? Давай мы тебя здесь зарегистрируемся, чтобы ты мог без проблем продлить инвалидность – в СОБЕСе требуют справку с указанием места жительства. Как относиться к матери, которая видит всё это, но упорно молчит, как будто ничего и не происходит? – снова начал заводиться Степаныч.

– Перестань, тебе нельзя нервничать.

– Не нервничаю я. Но как бы я хотел, чтобы рядом с преступниками сажали на скамью подсудимых и их родителей! И совсем не обязательно нагружать их гигантскими сроками. Просто в обязательном порядке показать их на всю страну по телевидению на скамье подсудимых и объяснить, что находятся они здесь вследствие своего бестолкового воспитания! Вот тогда бы преступность сократилась, потому как родители стали бы всерьёз заниматься воспитанием своих детей. Особо ленивые – просто не обзаводились бы потомством. А так… не получилось у меня воспитать нормального человека? – да и фиг с ним! – государство в тюрьме и обует, и оденет, и накормит, и замёрзнуть не даст. Кстати, высчитывать всё надо с родителей – во всяком случае, если дело касается несовершеннолетних детей! И провести на уровне закона – тогда люди намного серьёзней станут относиться к собственным детям и своему к ним отношению. А так…