Карла склонилась над медальоном и едва слышно произнесла:

— Я ничего не чувствую? Бога ради, Айрин. Вы же не думаете, что я мало страдала?

Ну вот, подумала Айрин, теперь все понятно. После всего пережитого Карлой разве могло что-то еще иметь значение?

— Я знаю, что вы ужасно страдали, — сказала она, но Карлу такой ответ не устроил.

— Вы ничего не знаете, — прошипела она. — Вы не могли иметь детей…

— Не знаю о вашей боли? Возможно, это так, Карла, но неужели вы думаете, что потеря сына столь ужасным и трагическим образом дает вам право…

Карла присела, словно собираясь броситься на Айрин, и ее била дрожь. От горя или ярости. Но Айрин не испугалась и продолжала:

— Неужели вы считаете, что понесенная вами тяжелая утрата дает вам право все разрушать и делать все, что вы захотите?

— Что я захочу?! — Держась одной рукой за перила, Карла поднялась. Стоя на третьей ступеньке, она возвышалась над Айрин. — Мой ребенок мертв, — прошипела она. — Моя сестра тоже, и она умерла непрощенной. Мужчина, которого я люблю, сядет в тюрьму. Думаете, мне все это доставляет удовольствие?

Айрин чуть отступила назад.

— Тео не обязательно сидеть в тюрьме, — сказала она. — Вы можете это изменить.

— А что это изменит? — спросила Карла. — Что… А-а… — Она с отвращением отвернулась. — Объяснять вам бесполезно. Как вы вообще можете понять, что значит любить ребенка?

Вот опять. К этому всегда все сводилось. Вы не можете понять, потому что вы не мать. Вы никогда не испытывали настоящей любви. У вас нет этой способности к безграничной, безусловной любви. И способности к безграничной ненависти тоже.

Айрин сжимала и разжимала кулаки.

— Возможно, я не понимаю такую любовь, — сказала она. — Возможно, вы правы. Но отправлять Тео в тюрьму? Какое отношение к этому имеет любовь?

Карла поджала губы.

— Он понимает, — произнесла она обиженно. — Если Тео действительно видел блокнот Дэниела, как вы сказали, то он наверняка понял, почему я должна была сделать то, что сделала. И вы, стоящая здесь и преисполненная таким праведным возмущением, тоже должны понять, потому что я сделала это не только из-за Бена, но и из-за Анджелы.

Айрин недоверчиво покачала головой.

— Из-за Анджелы? Вы на самом деле хотите сказать, что убили Дэниела из-за Анджелы?!

Карла протянула руку и на удивление нежно накрыла ею запястье Айрин. Сомкнув вокруг него пальцы, она притянула Айрин к себе.

— Когда, по-вашему, — прошептала она с внезапной серьезностью и почти надеждой на лице, — когда она узнала?

— Узнала?

— О нем. О том, что он наделал. Каким он был.

Айрин выдернула руку и покачала головой. Нет, Анджела не могла знать. Слишком ужасно было подумать, что она жила с этим. Нет. В любом случае и знать-то было нечего, разве не так?

— Это просто сюжет, — сказала Айрин. — Он написал рассказ, возможно, чтобы осмыслить пережитое им в далеком детстве, и по какой-то причине представил себя злодеем. Возможно, он чувствовал свою вину, считал, что должен был присматривать за Беном, а может, это был несчастный случай… или ошибка. — Она понимала, что отчасти пыталась убедить в этом и саму себя. — Ребенок мог ошибиться. Он был таким маленьким, что мог не осознавать последствий.

Карла кивала, слушая ее.

— Я думала об этом. Я обо всем этом думала, Айрин. Правда. Но вот еще что: он был ребенком — да, тогда он был ребенком. А потом? Допустим, вы правы, и это была детская ошибка или несчастный случай, но это никак не объясняет его дальнейшего поведения. Он знал, что я виню в случившемся Анджелу, и позволял мне ее винить. Он позволил мне наказать ее, позволил Тео ее отвергнуть, он наблюдал, как тяжесть вины медленно уничтожала ее, и ничего не сделал. На самом деле, — Карла быстро покачала головой, — это неправда, что он ничего не сделал. Он сделал так, что все стало еще хуже. Он сказал своему психологу, что в смерти Бена виновата Анджела, и заставил меня поверить, что Анджела с ним плохо обращалась. Все это… все это было… Боже, я даже не знаю, что это было. Может, игра? Он играл со всеми нами и манипулировал нами ради своего удовольствия. Чтобы испытать ощущение своей силы…

Это было чудовищно, немыслимо. Какой невероятно извращенный ум мог придумать такое? Айрин поймала себя на мысли, что, вероятно, искаженным было сознание самой Карлы. Разве ее видение событий не было столь же жутким, что и рисунки в блокноте Дэниела? И все же, если учесть, как Анджела отзывалась о своем сыне и жалела, что вообще его родила, версия событий Карлы выглядела очень правдоподобно. Айрин вспомнила пропущенный рождественский ужин, когда Анджела сказала, что завидует ее бездетности, и как она на следующий день извинялась. Она тогда сказала: Да пусть весь мир пропадет пропадом, лишь бы они были счастливы.

Карла отвернулась от Айрин и начала медленно подниматься по лестнице, а когда достигла верхней ступеньки, повернулась к ней лицом.

— Теперь вы понимаете, что отчасти это было за нее. Звучит ужасно, если произнести вслух, правда? Я убила ее сына за нее. Но в каком-то смысле так и есть. Я сделал это за себя, за моего сына, за Тео, но и за нее тоже. За то, что он разрушил жизнь Анджелы.

Вернувшись в свою квартиру, Айрин размышляла о том, как же иногда бывает полезно, пусть и не всегда приятно, что люди, подобные Карле, считают таких пожилых леди, как она, недалекими, рассеянными, забывчивыми и глупыми и не принимают их всерьез. По крайней мере, сегодня был именно такой случай. Карла решила, что Айрин осталось совсем недолго и она уже не успевает за быстрыми переменами в этом сложном мире, за его технологическими разработками, гаджетами, смартфонами и приложениями для записи голоса.

Погода снова переменилась, ледяной воздух прошлой недели внезапно был изгнан благословенным дыханием Средиземного моря. Еще два дня назад Мириам ежилась у печи в пальто и шарфе, теперь же стало достаточно тепло, чтобы пить утренний кофе и читать газету, сидя на задней палубе.

То, что было в газете, могло показаться выдумкой писателя: Тео Майерсона освободили из-под стражи, хотя ему по-прежнему предъявлялись обвинения во введении полиции в заблуждение и в воспрепятствовании осуществлению правосудия. А после того как полиция получила от неназванного источника записанное на диктофон драматическое признание, в убийстве обвинялась его жена.

Итак, в конце концов оказалось, что человек, которого Мириам пыталась выставить убийцей Дэниела Сазерленда, оказался его настоящим убийцей. Ну что тут скажешь? Интуиция Мириам оставляла желать много лучшего.

Чем не сюжет для романа?! Мириам не могла не рассмеяться. Попытается ли Майерсон использовать все это для написания новой книги? А может, стоит попробовать сделать это самой? Чтобы из грязи сразу в князи? Мириам возьмет историю его жизни и использует как канву, а потом перевернет ее так, как ей нравится, и лишит его влияния, слов и силы.