Стоит ли при таких обстоятельствах удивляться обязательству России сохранять нейтралитет в случае франко-прусского конфликта? И тому, что в 1870 году, накануне войны, Александр II не обращал внимания на отчаянные призывы Наполеона III? Ухудшение отношений между двумя странами уже приняло необратимый характер. В июле 1870 года, когда Франция объявила Пруссии войну, Россия, как и обещала, заявила о своем нейтралитете и предостерегла Австрию от всяких попыток помощи Франции.

В ходе войны Александр II без колебаний проявлял пропрусские симпатии, приветствовал победы Пруссии и даже отправил туда врачей, медсестер и нескольких офицеров, что не совсем соответствовало провозглашенному Россией статусу нейтрального государства. Тьер сделал несколько попыток повлиять на позицию России. Он даже приехал в Петербург, чтобы привлечь русских на сторону французов, но напрасно. Сразу после седанского поражения Франция попросила Россию умерить немецкие требования, но и этот призыв не был услышан. Посол Франции в России маркиз де Габриак объяснил Жюлю Фавру в письме от 19 февраля 1871 года: «Нам не стоит ничего ждать от России… Если эта страна нейтральна, если нейтралитет страны благоприятствует Франции, то нейтралитет императора благоприятствует Пруссии. А страной управляет именно император Александр».

У Александра II накопилось к Франции много претензий, часто застарелых. Он вменял ей в вину 1812 год, пожар в Кремле, Парижский договор, смягчения которого столько раз пытался добиться с помощью Франции. В 1871 году поражение Франции стало для Александра реваншем за Севастополь и договор 1856 года. Эти чрезмерные чувства по-настоящему не разделялись ни его близкими, ни русским обществом. Несмотря на свою обиду, Александр II все же смог воспользоваться ситуацией, сделав шаг, вызвавший горячее одобрение всей страны. Сразу же после Седана он предложил Совету министров, чтобы Россия по собственной инициативе объявила недействительными те статьи Парижского договора, которые она оспаривала. Сначала министры отреагировали на это не совсем дипломатическое предложение холодно. Милютин предложил провозгласить недействительной только статью о нейтралитете Черного моря. Как настоящий дипломат, Горчаков нашел более умеренный способ действий. Россия передаст подписавшим договор сторонам ноту, где сопоставит собственное постоянное соблюдение всех положений договора и вольное отношение других сторон ко множеству пунктов того же текста. Вывод, следовавший из этой демонстрации, очевиден: Россия не может более соглашаться быть единственной страной, соблюдающей договор, который нарушают другие государства. Отныне она не признает своих по нему обязательств. Порту информировали, что Россия теперь не считает нужным отказываться от флота и военных сооружений на Черном море. Для нее больше не существует договора 1856 года. Это решение взбудоражило русскую общественность. Она приветствовала возвращение России на Черное море, требовала начала строительства кораблей для отправки туда, поскольку в стране их не хватало, и вся пресса единодушно восхваляла гений Горчакова. Не добился ли он блестящей победы, вернув России утраченный престиж, не потеряв ни одной жизни и не произведя ни одного выстрела из пушки? Англия выразила протест против одностороннего российского демарша. Но Бисмарк, не желая задевать Россию, хотя изменение, производимое в международном порядке этим решением, его возмущало, предложил собрать все заинтересованные стороны на конференцию в Лондоне. Конференция состоялась в марте. Ее участники выразили сожаление, что Россия действовала в одностороннем порядке, предварительно не проконсультировавшись с остальными заинтересованными сторонами, но не отменили ее решения, что было закреплено в конвенции от 13 марта 1871 года.

С 1871 года отношение России к Франции постепенно меняется. Все возрастающая мощь Пруссии, которую она только что продемонстрировала на поле боя, начинает беспокоить Россию. Несмотря на это, о перекройке союзов сложно думать, пока Франция снова кажется одержимой своими революционными демонами. Падение империи, Парижская коммуна – их проявления, неприемлемые для России. И в этот момент Александр II возвращается к идее Священного союза: «Монархии должны объединиться против революции». Но как только французское правительство начинает преследования коммунаров и требует их высылки из стран, где они нашли убежище, Александр II решает, в согласии с Бисмарком, поддержать восстановление порядка.

В очередной раз взгляды Александра и общественности России расходятся. По мнению Александра, для борьбы с революционной угрозой и создания противовеса прусской мощи нужно опереться на Австрию. В глазах Горчакова и русского общества самым верным союзником России в борьбе против германского могущества и политических беспорядков может стать Франция, восстановившая республику. К тому же Горчаков думает, что Пруссия и Австрия могут вступить в союз, что Берлин может купить сближение с Веной, поддержав ее амбиции на Балканах. Но, как подчеркнул де Габриак, повелитель русской внешней политики – Александр, и Горчаков должен будет согласиться с его намерением построить трехсторонний союз с Веной и Берлином. Александр II посещает в 1872 году Берлин, а в следующем году Вену. После Крымской войны это его первый контакт с Австрией, которую он всегда обвинял в предательстве России. Без сомнений, сближение с Веной происходит в атмосфере двусмысленности и неопределенности. Понятно, почему его результатом становится расплывчатый документ о «Союзе трех императоров», скрывающий соперничество и недосказанность. Петербургу и Вене прежде всего интересны Балканы, каждая сторона рассчитывает на этот союз, дабы помешать другой занять там господствующие позиции, и обе надеются их приобрести с помощью Германии. Берлин, со своей стороны, намерен воспользоваться соперничеством двух других членов союза, чтобы развить наступление на европейской шахматной доске, а это не нравится Александру II, чей взгляд также устремлен на Европу. С 1874 года Германская империя с обеспокоенностью констатирует восстановление позиций Франции и решает остановить этот процесс. На следующий год, видя, как Россия занята в Азии, Бисмарк думает, что она не проявит реакции на военные действия в Европе. Но извещенный о его планах Мак-Магоном Горчаков предупреждает Бисмарка, что Россия не согласится с нападением на Францию. Русский император по дороге в Эймс останавливается в Берлине и без обиняков говорит Вильгельму I, что Россия готова поддержать Францию. Германский император клянется своему племяннику, что у него нет относительно нее никаких враждебных намерений. Но речи Александра его шокировали. Как Россия могла защищать страну, в которой дух революции представляет постоянную опасность и которая к тому же столь привязана к Польше? Расстановка сил в Европе тогда несколько изменилась. Россия 1875 года, следуя воле Александра II, остается верной своей германской ориентации, но не может не замечать растущей немецкой агрессии, то есть немецкой угрозы. С тех пор она осознает необходимость пересмотра своих отношений с Францией. Но, как всегда, возникает балканский вопрос.

Новая война началась в 1875 году на Балканах. Народные восстания вспыхивают в Боснии и Герцеговине, а несколько месяцев спустя их примеру следует Болгария. Османская империя прибегает к хитрому способу разъединения своих противников, умиротворив первых и жестоко раздавив Болгарию. Александр II решает реагировать. В 1875 году Османская империя – уже не та держава, с которой Россия столько раз воевала. Ей приходится в период своего ослабления противостоять национальным движениям, требующим теперь независимости, а не только уважения их прав или автономии, то есть для империи речь уже идет о выживании. Европейские державы должны занять какую-то позицию. Чего они хотят? Спасти Османскую империю? Разделить между собой ее останки? Как помешать некоторым государствам, например России, сделать это? Кто больше всего выиграет от падения империи? Англия опасается, что Россия захватит Константинополь, а затем выйдет к Персидскому заливу и Суэцкому каналу. Вена, со своей стороны, боится, что Россия станет содействовать созданию на своих границах большого славянского государства (Сербия-Черногория-Босния-Герцеговина), которое будет находиться под русским влиянием. Наконец, Пруссия хочет притормозить развитие России, подталкивая ее к войне и подстрекая Австрию ее разжечь. Изолированная в этой картине, испытывающей влияние противостоящих амбиций, Франция не способна вести собственную игру – она вынуждена разрешать свои многочисленные внутренние проблемы, а Россия, поддержавшая ее против Германии, считает, что та должна в ответ помочь ей на Балканах.