— Лорд, мы еще не вышли из варпа, — раздался голос Георита.

Штурман стоял на лестнице прямо под Чернокрылым, истощенный и до смерти уставший. Его голос был надтреснутым и медленным, выдавая бесконтрольное использование стимуляторов.

Чернокрылому пришлось улыбнуться. Георит был настоящей занозой в заднице — привередливой, назойливой занозой, — но при этом штурман честно заслужил себе место в саге, которую сложат об их полете.

— Я это заметил, штурман, — промолвил Волк. — Наша траектория зафиксирована, и только Нейман может выкинуть нас из варпа. Как только пропадет поле Геллера, я выпущу спасательные капсулы. Какими бы занудными вы ни были, мне кажется бессмысленной тратой отправлять капсулы пустыми.

Георит сглотнул.

— А вы, лорд?

Чернокрылый взял с пола шлем. Он был в пустотном доспехе скаутов, последнем, что смог спасти из оружейной корабля, прежде чем туда с ревом ворвалось пламя. Продолжение его панцирного доспеха, пустотная броня могла лишь спасти от космической пустоты и поддержать достаточную для жизни температуру. Уже не в первый раз за полет он пожалел о своей старой броне Охотника.

— Твоя забота очень трогательна, — промурлыкал скаут, водружая шлем на голову и чувствуя, как с шипением закрылись печати. — Еще раз так сделаешь, и я лично спущу твою спасательную капсулу.

Георит кивнул, устало показывая, что уловил иронию в его словах. За последние семнадцать дней он научился должным образом на нее реагировать.

Семнадцать дней. В четыре раза дольше, чем оценивалось сначала. Кровь Русса, я люблю этот корабль. Когда его не станет, я буду его оплакивать.

— Очень хорошо, лорд, — сказал Георит, прижимая к груди сжатый кулак, как принято было на Фенрисе, и приготовился уходить. — Да хранит вас длань Русса.

— Это было бы очень уместно, — согласился Чернокрылый.

Смертные потекли от своих станций к обслуживающим коридорам, ведущим к спасательным капсулам. Мостик быстро пустел. Вся команда знала, насколько тяжела ситуация, и понимала, что покинуть корабль до его разрушения абсолютно необходимо.

С их уходом мостик стал казаться просторным. Просторным и хрупким. Трещины в окулярах продолжали расти. За ними была лишь чернота, но не чернота космоса. Если бы с плексигласа были убраны хромофильтры, окуляры бы показывали Имматериум, безумную мешанину цвета и движения. Никто из людей не пожелал бы смотреть на такое, поэтому окуляры становились пустыми во время путешествия в варпе.

На мгновение Чернокрылый подумал открыть их, обнажить истинный вид материи, в которой летит его обреченный на гибель корабль. Перспектива была заманчивой, раньше он о таком не думал. Не сойдет ли Волк с ума, увидев это? Или его нисколько не тронет зрелище, как не затрагивало большинство вещей в галактике?

Его мысли были внезапно прерваны треском далеко внизу. Что-то большое и тяжелое только что сдалось. Несмотря на свое обычное спокойствие, Чернокрылый ощутил тревогу. Стоять на мостике корабля, который буквально распадается на части, выходя из варпа в зону планеты, было крайне близко к настоящему безумию.

И стоило ему подумать о ситуации в таких терминах, как она тут же обрела куда больше смысла.

Я сын Русса. Не самый лучший, если уж честно, но все равно один из его безумных потомков. А это ситуация, в которой мечтает побывать каждый Кровавый Коготь.

Он бросился вперед, к перилам, окружающим командный мостик, словно, стоя ближе к носу корабля, мог лучше оседлать грядущий ад.

Что-то еще отвалилось от корабля, что-то огромное, в районе хребта судна. Эхо от грохота пронеслось по пылавшим коридорам, вплетаясь в другие шумы разрушений.

«Науро» под его ногами умирал часть за частью, заклепка за заклепкой.

— Давай, Нейман, — прошипел Чернокрылый. Пульс Волка отчаянно стучал, когда он смотрел, как увеличивались трещины в плексигласе. — Давай же…

Длинные Клыки обрушили свой смертоносный груз, и врата в пирамиде превратились в груды дымящейся сажи. Громадные бронзовые перемычки рухнули на землю вместе с изящными колоннами. Изображения зодиакальных зверей разлетелись на куски. Шедевры изобразительного искусства за пару мгновений были уничтожены массированным огнем.

Последним сдалось само Око. Выкованное из металла, висевшее над главными вратами, оно держалось дольше всех, пока наконец не упало вниз дождем горячих осколков. Как только оно рассыпалось, в воздухе, казалось, раздался вздох, словно кто-то невидимый исчез. Гигантская пирамида вздрогнула, и по граням покатились обломки металла и камней. Могущественные врата теперь были зияющим зевом, непроницаемо темным и отталкивающим.

Железный Шлем не медлил ни секунды. Он первым ворвался внутрь, перепрыгнув через руины на входе и отбрасывая в сторону металлические обломки размером с борт «Рино». Следом бежали остальные воины Великой роты, вся стая металлически-серых воинов, жаждущих схватки.

— Месть Русса! — прошипел Великий Волк по связи.

Каждая пора его тела источала жажду убивать. Он чувствовал, как Волк внутри его вновь поднимается, потягиваясь в темноте и предвкушая вкус свежей крови. Янтарные глаза с красным ободком открылись в его разуме, пристальные и дикие.

Пролом вел во внутренний зал. Потолок исчезал где-то в полумраке, поддерживаемый гигантскими колоннами из обсидиана. Воздух здесь был горячим и пыльным, напоенным красной взвесью, поднятой при взрыве. Гигантские символы Тысячи Сынов были вырезаны в камне, темные и едва различимые в тенях. Все место пропиталось приторной вонью порчи, как если бы древнее зло забралось глубоко в камни и оставалось здесь, спящее и смертоносное.

Волки неслись вперед, их шаги эхом разносились по залу, броня чернела в темноте, мерцали линзы шлемов. Все воины держали оружие наготове, одни бежали с бластерами, другие с клинками. Не было криков или клятв, лишь низкое, приглушенное рычание. Великая рота неслась к цели, и все разумы фокусировались на поставленной задаче. Словно кровь, бегущая по лезвию топора, Волки мчались прямо в сердце пирамиды.

Они не встретили здесь врагов. Первый зал перетек во второй, обширнее и выполненный в том же стиле. Грохот шагов разносился в тенях, эхом возвращаясь обратно.

Эта тишина не уменьшала ярости Железного Шлема. Смертные враги были неуместны здесь — они бы просто отсрочили встречу, которой Волк так жаждал, ту, о которой мечтал с тех самых пор, как начались странные сны.

На бегу он вдруг понял, что узнает каменную резьбу вокруг. Узнает символы, выступающие из темноты и тонущие в ней снова. Они десятилетиями приходили к нему в снах. Он уже бежал по этому пути, много раз.

Я должен быть здесь. Это место и это убийство — они предназначены мне, сложены в вюрде. Я готов. Видит Всеотец, я готов.

Второй зал перешел в третий, затем в четвертый, и каждый становился больше предыдущего. Лишь теперь выявились истинные размеры пирамиды. В своем непомерном великолепии она вполне могла сравниться с теми облицованными стеклом строениями, что были уничтожены в Тизке. Но здесь не было библиотеки, хранилища уникальных знаний. Это было лишь подражание, пустая копия того, что когда-то существовало, потому что оригинал воссоздать было невозможно. То, что было уничтожено Волками, осталось уничтоженным.