— Пойдем, покурим на балкон, а? — предложила она, ей так важно было избавиться от всех этих наблюдателей. Сейчас ей действительно нужно было выплакаться этому теплому, большому человеку, на груди которого вполне можно было спрятаться. Его руки хватались за ее холодные пальцы, как за последнюю надежду, как за спасительную веточку, с помощью которой вполне можно выбраться из болота. Кажется, Рит аи Алексей взаимно и необратимо нуждались друг в друге.

— Я нашел тебя, ты моя Ассоль, — страстно шептал он, сильно, по-мужски уверенно, прижимая ее, дрожащую и плачущую, к своей груди, — я всю жизнь ждал тебя, только тебя, и вот, мы вместе, теперь нам ничего не страшно, — нашептывал Алексей нежно целуя каждую слезинку на ее нежных, детских щеках.

— Ты ведь спасешь меня, да? — Рита вопросительно наклонила на бок головку.

— Да, я спасу тебя, — и такая сила, такая уверенность слышалась девочке в этих словах, такая преданность и восхищение сквозили в каждом его движении, что Рита ощутила себя счастливой. “Спасибо тебе, Господи!” — подумалось девочке. Они стояли перед этим небом, перед этой луной и звезды восхищались гармоничностью их пары. Алексей, уже спокойный, обнимал Риту за плечи, крепко прижимая её гибкую спину к себе. Освещенный луной профиль девочки призывал его писать стихи, петь, рисовать… Любыми способами запечатлять эту дикую, нежную красоту.

— Ой, мамочки, — на кухне Хомочка мыла чашки, — Аличек, я не знаю, что делать, они там целуются…

— Ох, не к добру это, — мрачно отвечал Алик, помнящий, как яро кричал на пристающих к этому ребенку мужчин Владимир Морозов.

— Ты переедешь ко мне жить, любимая? — слышалось тем временем на балконе.

— Ой…

— Мы ведь не сможем теперь друг без друга.

— Прости, завтра я не смогу, у меня работа, послезавтра надо зайти в одни гости… А вот послепослезавтра перееду. Дай адрес, в двенадцать дня буду с вещами.

И они оба, как ненормальные, обливались слезами счастья…

— Ну, мы пошли? — Рита с Лешей уже собрались уходить.

— Оставайтесь у нас, а? — Хома хитро улыбнулась, прищурив глаза.

— Нет, нет, — Рита широко улыбалась, — меня дома ждут, — это была чистая ложь, но Рита, прекрасно понимающая, что ее отношения с Лешей зайдут слишком далеко, останься она сейчас, решила, что это ложь во спасение. Вообще настроение у девочки вдруг резко упало. Свежий вечерний вечер слегка отрезвил ее, и теперь происходящее не казалось ей столь романтичным. Мысленно она била себя по щекам за доступность и легкомыслие.

— Ты далеко живешь?

— На Алексеевке. Только провожать меня не нужно.

— Но ведь ночь уже… — Леша прижал руку девушки к своей груди и, слегка наклонившись к ней, пытался вновь найти ее губы. Рита, улыбнувшись, чмокнула его в колючую щеку.

— Я разберусь. Не обижайся, не люблю, когда меня провожают. Мне нужно одной пройтись по моему Харькову, мне о многом надо с ним поговорить.

— Посоветоваться?

— И это тоже.

— А вдруг он скажет “нет”?

В глазах Алексея появился жалобный испуг. Рите стало стыдно за собственную бесчувственность. Как она может так играть на чьих-то чувствах, ведь сама прекрасно знает, как может быть больно от неосторожного слова.

— Не скажет, — детская улыбка придала ее лицу еще больше нежности, — Он ведь знает, что ты у меня хороший.

Леша вздрогнул от этих слов и почувствовал, как его сердце восторженно забилось. Он глубоко вздохнул и еще крепче сжал Ритину ладошку.

— Я буду ждать тебя, ты ведь точно приедешь?

— Ну, обещала же.

— Я встречу тебя на остановке. Если ты не придешь, я… я умру, стоя там. Потому, что не дождавшись тебя, я с места не тронусь.

— Я приду… Ну, пока…

— Ну, хоть до метро можно тебя проводить? — Рита вовсе не собиралась ехать на метро, но решила согласиться.

— Как думаешь, мы так и будем пока снимать квартиру, или стоит купить свою?

— У тебя что, есть деньги на покупку квартиры? — Рита почему-то наслаждалась беседой такого плана, как будто она идет куда-то с собственным мужем, и они решают бытовые вопросы. Девушка почувствовала себя очень важной и значимой. О том, чтобы приглаист Алексея жить к себе, естественно, Рита даже не задумывалась. Если уж переезжать, то к нему. Это было как-то сразу ясно.

— Ну, деньги мы заработаем. — продолжал, тем временем, Лёша, — Это когда я был один, мне ничего не надо было. А теперь, для тебя… Я весь мир переверну, я все, что угодно для тебя сделаю, — торжественно и отчаянно звучали эти слова, но Рите было приятно, — ведь мы с тобой вместе — сила, настоящая, неудержимая, я сейчас чувствую мощнейшую энергию, я хочу переворачивать этот мир!!!

— Думаю, не стоит, он и так не очень плох, как выясняется, — Рита сама поражалась кардинальности перемены собственной точки зрения. Странно вот так, из-за одного вечера, из-за элементарного ощущения, что ты кому-то нужна, менять всё, начиная от самооценки и заканчивая красками окружающего мира.

— А деньги на квартиру я могу попросить у своего деда в Калуге. Он у меня пчеловод, а в сентябре как раз период, когда продают мед. Просто так он ничего бы мне не дал, а вот зная, что у меня появилась семья…

— Опять появилась, — Рита насмешливо скривила губы.

— Нет, нет, ты не понимаешь, ты даже не поверишь, наверное. Понимаешь, я чувствую, что влюблен… Я никогда раньше не был влюблен так…

— Я уже пришла. До встречи, — они долго целовались, прощаясь.

Рита стала спускаться в метро, а Алексей долго стоял, тревожно глядя вслед хрупкому удаляющемуся силуэту с высоко поднятой головой.

“Господи, что же ты творишь… Ведь если она не приедет, я никогда больше не буду жить…” — его руки нервно подрагивали, а глаза, не моргая, были устремлены в одну точку.

— Заюшка моя, — тихо прошептали его губы.

* * *

* * *

На следующий день Рита проснулась непростительно рано. Голова гудела, отрывочные воспоминания о вчерашнем вечере не давали покоя. Уснуть снова не удавалось.

— Ну, и что у тебя такая нагло-довольная физиономия? — спросила она у собственного изображения в зеркале. Изображение лениво нахмурилось и не ответило. — Ты хоть понимаешь, что творишь? Он ведь совершенно незнакомый человек! — продолжала она свои воспитательные беседы, — Ох ты господи! Нас полюбили… Просто так, без каких-либо усилий с нашей стороны, несмотря на повышенную лохматость и болтливость! Женщиной она себя почувствовала, дура! А что с человеком сделала — ты не думаешь? Он ведь будет страдать! Он ведь будет ждать!!!

— А я приеду. Обещала же! — ответила она сама себе.

— Да? А вдруг он все эти слова говорил, так же как ты, просто от безысходности, от желания не быть вдвоем с одиночеством? Или просто по-пьяни.