Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, все в порядке… Я постараюсь, мне, правда, будет сложно очень скрывать свою нежность по отношению к тебе…
— А вот ты скажи, что тебя во мне не устраивает. Я буду меняться…
— Я люблю тебя, — Алексей ответил.
— Самое смешное, — сквозь сон услышала Рита, — что все предыдущие женщины, с которыми я… В общем, они страшно обижались, что я не уделяю им должного внимания.
“Маньячки какие-то!” — подумала та Рита, которая была плохой. Она уснула, удобно устроившись в ямочке на его плече. От кожи Алексея пахло совсем взрослым мужчиной. Рита вспомнила о его возрасте и почувствовала себя одиноко. Она грустила во сне, и ей снился по-мальчишески веселый Володька, что-то доказывающий Рите. А она ничего не хотела понимать из его слов. Просто сидела напротив и смотрела на его подвижную мимику, на его жесты. А потом протянула руку и стала гладить любимого по такой нежной родной щеке… Как она была счастлива в этом сне. Она снова была с ним… Проснувшись, Рита сделала все, чтоб никогда больше не вспоминать этот сон. Она убедила себя, что теперь началась другая, новая жизнь.
По-человечески прибрать в этой квартире оказалось довольно сложной задачей. Здесь не прибирали, по меньшей мере, месяца три. Вообще, квартира была уникальной. Обоев нигде не было. Все стены были раскрашены какой-то зеленой штукатуркой и разрисованы, кое-где, синим фломастером. Штукатурка эта пачкалась, отчего все простыни в доме имели пятнистый окрас. Верхняя электропроводка в этой квартире категорически не работала. Чтобы включить где-нибудь свет, нужно было ходить с настольной лампой и включать ее в нижние розетки. Этакая, абсолютно рокенрольная, квартирка. Дверь в туалет и ванну не закрывалась, ибо не было замка. Но был гвоздик, которым снаружи могли закрывать дверь.
— Кто-нибудь, закройте меня! Откройте меня! — приходилось кричать каждый раз, когда нужно было посетить санузлы.
Рита принялась отмывать квартиру. Она постелила ковры и скатерти, накрыла диван покрывалом, повесила шторы. Получилось довольно уютно…
— Боже, первый раз в жизни у меня появилось чувство дома! — говорил Леша.
— Вот и напросился, — Рита смеялась, — Значит, прицепи вот этот замок, я его сегодня купила, на туалетную дверь.
— Но у меня же нет инструментов, я бы давно прикрутил.
— Тьфу! Что — ни у кого из твоих друзей дома нет отвертки? — Риту удивляло, как можно так спокойно относиться к свинскому состоянию квартиры.
— Я все время забываю. Ладно, сейчас схожу к соседям за отверткой.
Рита тем временем отправилась на кухню с твердым намерением пожарить блины. Лешка долго ковырялся в двери, после чего вдруг раздался дикий грохот. От прилагаемых к ней усилий, дверь сломалась пополам, и теперь одна половинка ее валялась в коридоре, а другая никчемно болталась на петлях.
— Господи! Попросила замок починить, а он дверь сломал! — Рита превратила все в шутку, хотя неприятный осадок от случившегося у нее все же остался. Дело было не в том, что теперь пришлось вешать вместо двери простынку, дело в том, что Леша оказался не таким сильным, как казался. И Рита сама смогла бы вставить этот замок без проблем, а он не смог… Девушка опять чувствовала, что прячутся за нее, а не она. Внешне они казались прекрасной парой. Все безумно радовались за Алексея, рассказывали Рите, как он изменился с момента встречи с ней.
— Он был совсем другим человеком… Очень добрым, хорошим, готовым всем пожертвовать ради друзей… А вот сам был несчастен, как будто что-то грызло его изнутри. Понимаешь? Он даже песни пел другие… Грустные, песни об одиночестве. Помнишь “Улетай, мой ангел, улетай?” Так вот, когда он пел эту вещь раньше, все мы плакали и молчали угрюмо, а сейчас это светлая песня… Настоящая, сильная, но не мрачная… Он такой счастливый с тобой… — Хомочка часто заходила в гости вместе с Мишаней, который досрочно вернулся из своей командировки.
— Послушай, вот вы все твердите, он хороший, он хороший… Я и сама это вижу, чувствую. И мне иногда становится страшно: а что я такое. Я не достойна его, наверное. И всех вас не достойна. От вас так и исходят лучики какой-то светлой радости. А все мои песни и стихи для вас — чернуха…
— Но ведь ты их писала раньше, до встречи с ним. Сейчас будут писаться совсем другие вещи… Он любит тебя, пойми. И вообще, ведь сделать такого классного человека счастливым — это очень-очень большое достижение. А ты даешь ему счастье, и от этого ты становишься лучше.
Рита не могла понять, откуда у всех к Алексею такое благоговейное отношение. Насколько она знала, никаких особях героических поступков он не совершал. А стихи Ритины, по ее собственному мнению, вовсе не были чернухой. Она любила свои стихи… После этой беседы с Хомочкой Рита написала:
Ваши фразы флиртуют с нотами,
Темно-красные, с оттенком вечности…
Этих звуков бодрящими соками
Наедается все человечество.
В кайф, в затяжку оно выкуривает
Ассорти из ваших высказываний.
Дерзко подвигами припудривает ваши судьбы,
Цветные, разные.
При распитьи хочу присутствовать
Концентратов из вашей смелости.
Только… Дайте мне время почувствовать
Оттенок собственной серости.
Она показала эти стихи Леше. Просто молча положила перед ним тетрадку.
— Заюшка, но ведь я же люблю…
— Ты сейчас говоришь совсем не то. Дело не в «люблю».
— Знаешь, не зная тебя, я сказал бы спасибо за это стихотворение. Я понимаю, конечно, что ты имеешь в виду…
— Да ничего ты не понимаешь. Вы не настоящие!!! Так ведь нельзя, вы живете самовнушением.
— Не мы, они… Я-то на самом деле просто подыгрываю.
— Зачем?
— Мы с тобой нужны им.
— Ты все время переигрываешь. Ты пафосный — не настоящий.
— Ну, хочешь, я буду сильным и жестким? — и он изобразил на лице выражение суровости. Риту это рассмешило.
— Эх, мальчишка, мальчишка… Ты похож на эльфа. Маленького такого, светлого, но беспомощного.
— Ну это даже хорошо, что ты меня недооцениваешь… И все равно, ты моя жена…
— Да, — Рита улыбнулась — а в семье кто-то должен быть сильнее.
— Ты не сильнее, ты просто резче… Знаешь, дай-ка руку, — и Леша больно сжал Ритину ладонь, — Видишь, я сильнее…
Это была стенка, сквозь нее Рита не могла пробиться. Здесь были другие законы, здесь вся реальность считалась чернухой, деньги, настоящие отношения — все это от лукавого, а вот то, что мы сами придумываем — это чисто и важное. У Морозовых, а Рита все еще причисляла себя к их клану, все ставилось иначе — первичны собственные ощущения, те самые, настоящие, которые ты испытываешь, и ты должен бороться со средой, подстраивая ее под собственные нужды, изменяя ее, а не придумывая другую. Но в чужой мир со своими законами не лезут. И Рита решила смириться.