Рука Женьки втиснулась в карман шаровар. «Вальтер» вылезать не хотел, цеплялся… Патрон в стволе… Предохранитель… «Оружие требует педантичности», – говаривала начальница. Жива еще?

Без воздуха человек жить не может. Женька ткнул ствол куда-то под парку, вдавил пистолет из последних сил, дернул спуск. Раз, второй, третий…

Выстрелов не слышал. Билась в висках слабеющая кровь. Уже не жить хотелось, просто заорать в последний раз. Вздохнуть…

Наверное, вырубился. Когда глаза открыл, дергалась вокруг алеющая тьма. Барабаном колотила боль в раскалывающейся голове. Немец навалился лбом на свои руки, еще сомкнутые на горле врага. Почти не давил… не давил.

Ты жив, он нет.

Женька забарахтался. Или показалось, что забарахтался. Сил свалить с себя гренадера не осталось. Распластался, гад, как туша слоновья. Все давит. Женька принялся отдирать пальцы от своего горла. Оказалось, ковырять стволом «вальтера» очень удобно. Хороший пистолет. И патроны еще остались. Живым не даваться…

В последний раз ствол задел серебряное кольцо на пальце мертвеца. Сдался мертвый гренадер, сполз набок. Женька поднялся на колени. Тьма кружилась. К дверям нужно… Отбиваться… Сейчас набегут на шум… Автомат бы найти…

– Куда, Земляков? – ухватили за плечи.

Начальница. Жива, значит.

– Я стрелял, – звуки выходили не из окостеневшего горла, а откуда-то из желудка. – Саперы. Набегут.

– Спокойно. Может, и не услышали. Машина стучит. Не паникуй.

Сквозь толчки крови в ушах действительно доносилось урчание автомобильного двигателя. Где-то далеко-далеко. За домом. На другой планете. Словно и не случилось ничего.

Из тьмы возник капитан Варварин. Половина лица у него была почему-то темной.

– Живы. Уходим.

– Постой, глаз-то цел?

– Хрен его знает, залило. Уходим, пока не зажали, – пробормотал капитан.

Женька тупо ухватился за сунутый автомат:

– Кать, я дышать не могу. Грудь жжет. И не вижу.

– Все не видят. У всех грудь. Дыму здесь до хера. Очнись, Женька, – придушенно рявкнула наставница.

Действительно, дым. От рассыпавшихся углей тряпье и одежда тлеют.

Катрин, кашляя, нырнула к лестнице. Капитан, держась за лицо, махнул Женьке:

– Вперед, рукопашник.

Женька на ощупь полез по лестнице, выбрался в подъезд, потянуло свежим воздухом. Тут навстречу отпрыгнула Катрин:

– Бэтээр!

– Чего? – не понял Женька, потянувшись к свежему воздуху.

– Немцы во дворе, балбес. Давай наверх!

Женька спотыкался на ступеньках, начальство подхватило под руки, выдернуло-вознесло на площадку второго этажа. Во дворе утробно рычал мотор бронетранспортера. Заглох, отчетливо послышались шаги спрыгнувшего на землю человека. Скрипнула дверь:

– Verdammt, was für ein Qualm? Ols, sind sie hier[63]?

– Отзовись! – прошипела Катрин.

– Wir sind oben, – просипел Женька, готовя автомат. – Der Scheißofen ist umgekippt[64].

– Und Schnaps habt ihr auch wohl davor genug umgekippt? Hörst du, Helmut? Sie woltten russisches Dampfbad machen[65].

– Ich hoffe mit Mädchen[66]? – ответил второй фриц.

Внизу хохотнули, и по лестнице застучали две пары сапог.

Катрин откинула Женьку за спину. Шагнула на лестницу. Немцы пытались рассмотреть возникшую из тьмы фигуру в накинутом на голову капюшоне балаклавы. Приклад «СВТ» взлетел навстречу, ударил в лицо шедшего первым. Немца откинуло к стене, а Катрин уже прыгнула на другого. Тот пытался отскочить, вырывая из кобуры пистолет, но исчадие тьмы уже повисло на его спине. Колени немца подогнулись – пальцы в лохматой перчатке, зажимая рот, рвали голову вверх, мутная сталь штык-ножа сверкнула у горла.

– Стой!!! – прошипел капитан, кидаясь вниз.

Женька видел бледное лицо немца. Широко распахнутые глаза, кепи свалилось, открыв короткие черные волосы. Морда уроженца рабочих окраин. Четыре серебристых звезды по углам петлицы.

Штык-нож медленно скользил по кадыку, потянулась нитка крови.

– Мне показалось, или физиономия искомая? – едва слышно поинтересовалась Катрин.

– Не попорть! – с ужасом прошептал Варварин, выкручивая из пальцев немца пистолет.

– Я нежно, – Мезина с отнюдь не девичьей силой вздернула крепкого немца на ноги. – Пшел, урод!

Во дворе хлопнула дверца – кто-то возился возле бронетранспортера.

– Кать… – прошептал капитан.

– Возьму, – девушка бесшумно прыгнула вниз.

– Не напорись! – безнадежно взмолился Варварин, оттаскивая ошеломленного немца в выбитую дверь квартиры.

Протяжно застонал лежащий под стеной фриц.

– Женька! – отчаянным шепотом закричал капитан.

Женька упал рядом с раненым, зажал тому рот. Под ладонью оказалась какая-то влажная мешанина мяса и зубов. Убила Катька фрица. Немец кашлянул, бессмысленный от боли взгляд остановился на лице Землякова. Женька торопливо вырвал из кармана «вальтер», вжал в седой висок:

– Still! Willst du am Leben bleiben, sei still[67]!

Во взгляде немца вроде бы промелькнуло понимание и страх, но тут же глаза закатились. Обмяк, только дыхание влажно текло в ладонь, грело кровью. Притворяется? Вроде нет.

Женька ухватил фрица за ворот, поволок через лестничную площадку. Немец весил, должно быть, килограммов двести. Каблуки оглушительно скребли по разбитому кафелю. Женька стиснул зубы – автомат бил по боку, и от каждого толчка поднималась та дурная боль. Немец словно нарочно обвисал, из разбитого рта толчками выплескивала кровь, заливала ворот. На петлице три серебряных плевка и четыре полоски. Гауптштурмфюрер.

Снизу неуверенно зашаркали. Женька вскинул пистолет.

– Я те пальну! – издали зашипела начальница. Она подталкивала перед собой юного немца с непонимающим, ошеломленным лицом.

В квартире первый пленный уже стоял коленями на груде кирпича, Варварин одной рукой держал штурмбаннфюрера за волосы, другой упирал толстый кожух-ствол «ППШ» в затылок. Немец морщился от боли, но молчал.

– Подстрахуйте, – прошептал капитан.