Старший лейтенант Евгений Федорович Разиков, командир роты 318-го стрелкового полка 241-й стрелковой дивизии умер от ран в медсанбате 25 сентября 1944 года. Похоронен в селе Гловенка Кросненского воеводства, Польша. Похоронка была отправлена в Москву Любови Сергеевне Мухановой (жене дяди).

Писем от Жени, очевидно, было много, но в 1960-1970-е годы к Анне Порфирьевне не раз приходили ребята из школьных музеев, просили «что-нибудь военное», и постепенно она раздала все весточки от своего любимого ученика. Поэтому в трех сохранившихся письмах – вся короткая жизнь светлого мальчика-поэта, чье имя в словаре русских писателей XX века стояло бы между именами Эдварда Радзинского и Валентина Распутина. Ведь Константин Георгиевич Паустовский еще до войны называл московского школьника Женю Разикова надеждой русской литературы.

Письма пожелтели, но карандашные и чернильные строки, написанные красивым прямым почерком, легко читаются.

Письма Евгения Разикова Анне Порфирьевне

13. 07. 41 г. Юго-Западн. фронт

Дорогая Анна Порфирьевна!

Пишу Вам из лесов, пропитанных запахом пороха, обожженных снарядами, поломанных бомбами. То и дело рвутся снаряды совсем близко. Сегодня получил адрес и спешу написать Вам письмо.

Живу я по-новому, не зная сна, не зная тишины, как поется в песне («Любимый город». – Д. Ш.). Работаю в редакции. Нередко для организации материала приходится бывать на огневой позиции. Несколько раз был в окружении, несколько раз мысленно прощался с Вами, но должен признаться, что ни разу не сдрейфил, не испугался. Однажды чуть не остался в плену, попав с одним старшим политруком в руки немецкого разъезда, состоявшего из 14 всадников. Только чудом я уцелел и спасся. А теперь я, кажется, обжегся и закалился войной. Каждое мгновение не уверен, будешь ли жив в следующую минуту. Но я почему-то уверен, что для меня еще не сделали пули.

Имел разговорную практику с пленными. С их слов написал несколько статей. Солдаты, в основном, очень развитые и культурные люди.

Самое страшное – самолеты. Они сбрасывают бомбы, стреляют из пулеметов, а до них не достанешь. Мне навсегда запомнился крестьянин, который, смотря на самолет из-под ладони, сказал:

– Хиба же це вийна? Ранийше була не вийна, а играшка. Допирулыхо! Ел чуты, та не бачимо. А хоть и побачимо, вин лытыть, що поробить? Це убийство!

Убийство! Ну и пусть, а меня все-таки не убьют, хотя сейчас уже нет в живых многих моих друзей-таращанцев.

Ну, пока все, моя дорогая мама. Подробности расскажу потом.

В Ковеле погибли три моих рассказа, посвященных Горькому, и несколько стихотворений. Я их никому не показывал, а восстановить невозможно.

Пишите, Анна Порфирьевна, по адресу: Действующая Красная армия. Полевая почтовая база литер М. Полевая почт. 604. Штаб соединения. Мне.

Будьте здоровы. Привет Ольге, Анне Георгиевне и Леве.

Крепко Вас целую, Ваш Женя.

8 июня 1943

Милая, родная Анна Порфирьевна!!

Хочется петь, смеяться – шумно выражать свой восторг: сегодня я получил десять писем и среди них – Ваше и Азочи[45]. Значит, я не забыт, значит, еще любим. Как это хорошо, моя дорогая мама! Ваше письмо, как всегда, придало мне новые силы и уверенность в будущем, уверенность в том, что я не только солдат…

Азоченька прислала письма из Баку и Джульфы. Из Ирана еще нет, но от Юли я узнал, что к ним уже пришло несколько писем с места, а в конце мая мамашу навестил молодой человек с поручениями от Азочки. Она прислала Юле много различных вещиц. По всем данным, Азоча живет в чудесной обстановке, заботясь лишь о нарядах и развлечениях. Боюсь, что все это поможет ей забыть меня. Ведь там это так просто…

Получил письма от Константина Георгиевича, Валерии Владимировны и Сережи Паустовских. Милая мама, какие они чудесные люди! Хочется быть лучше, не делать ничего плохого, чтобы походить на честных, благородных людей. Сережа сейчас в медицинском училище в Ашхабаде, Константин Георгиевич и Валерия Владимировна – в Рязанской области.

Нашелся Борис Подкопаев. Помните его, Анна Порфирьевна? Замечательный художник, прекрасный человек. Он учился в архитектурном техникуме. Пишет, что теперешняя его специальность (конечно, военная) противоположна гражданской: «все уничтожаю». Награжден медалью и орденом. Лейтенант.

Пришло несколько писем с Урала, из Средней Азии, с Дальнего Востока. Дело в том, что однажды нам на часть прислали посылки работники радиокомитета. Я ответил им от имени всех воинов, поблагодарив за внимание. Письмо передали по радио и сообщили мой адрес. И теперь, вероятно, у меня появятся десятки новых знакомых.

Вчера получил два письма от воспитательницы Галчонка[46]. Пишет, что она лучший ребенок в детском доме по рукоделию, рисункам, скромная, умная девочка. Она уже умеет читать и писать.

Эти вести, конечно, очень отрадны для меня.

Милая Анна Порфирьевна, когда я был в Москве, забыл поговорить о Коле Теник. Мы расстались в сложной боевой обстановке, и я очень боялся, что Николай погиб. Теперь я узнал, что он работает в одной армейской газете, здоров и бодр.

Я все еще живу в мирной обстановке, наслаждаюсь, когда выпадает время, ароматом тургеневских мест. Вот сейчас уже вечер. Сижу в палатке. Из нее виден край голубого неба. Палатку обступили цветущие калины, наполняющие воздух простым ароматом лета. У ног распустились ландыши и незабудки. Неугомонный бесстрашный соловушко уселся на ближней калине и затянул на всю ночь свою невыразимую песню. Каждую ночь поет он здесь, напоминая, что на свете есть чудесная, красивая жизнь. Как много чувствуешь, как мало можешь передать словами! Хочется жить, быть хорошим, хорошим и любить, всех без исключения любить!..

Часто навещает тоска. Стараюсь гнать ее всеми силами, но она настойчива и нахальна.

Мама, если можно, пришлите «Войну и мир», только в дешевом издании, чтобы не жалко было трепать[47]. И обязательно пришлите свою фотокарточку. Пишите мне чаще, моя родная, милая мама. Крепко Вас целую. Ваш любящий Женя. Привет Ольге и Левушке.

Фронт. 22 августа 1943

Милая дорогая Анна Порфирьевна!

Не знаю, дойдет ли это письмо, но пишу. Сейчас мне очень трудно уцелеть, и только какая-то необъяснимая внутренняя уверенность убеждает меня, что я еще буду жить. Бои носят ожесточенный характер. Нахожусь примерно в тех местах, где произошла моя сентябрьская трагедия. Много опасностей, но я сам часто иду на риск, чтобы забыть все свои печали и невзгоды и лишний раз испытать судьбу. Служу в прежней должности, но выполняю самые разнообразные задачи. Недавно поймал немца-обер-ефрейтора Пауля Кине. Он мой ровесник, старый вояка. Мне с ним уже приходилось однажды встречаться. Он был