Парень встал и достал из кармана мобильник.

— Пульс есть. Будем работать, ага? — он подмигнул Шажкову. — Да ты никак молишься? Правильно, мужик. Благодари Бога, что меня встретил, ага? Саша, — это уже в телефон, — ты далеко?.. Молодец. Я тебе клиента нашёл. Точней, клиентку… Нет, без шуток. Ей реанимация нужна… Давай на (он произнёс название незнакомой Валентину улицы), напротив дома 32. В парке метров пятьдесят от проезжей части. Я тебя подожду… Больницу я попытаюсь организовать. Палычу позвоню, он сегодня дежурит… Нет, которая ближе, не поедем. Я знаю, куда надо.

Он набрал на мобильнике другой номер.

— Палыч? Как жизнь?.. Слушай, такое дело. Сейчас тебе больную привезут. Девчонка лет двадцати. Проникающее ножевое. Наверное, придется оперировать… В живот, похоже… Скорая привезёт. Я вызвал… Это неважно… Нет, на обочине нашёл… Криминал, что же ещё… Формальности обязательно соблюдём.

Рассеянно посмотрел на Валентина.

— Да, у девчонки сопровождающий есть. Ты его вида не пугайся. Его в травму нужно будет отправить… Да уж. За мной не заржавеет… Ну всё, — убрав в карман мобильник, обратился он к Валентину. — Теперь ждём скорую. Тут недалеко, быстро приедет.

— Спасибо, — как будто проснувшись, сказал Валя. Он не помнил, как опустился на землю и теперь сидел, прислонившись к берёзе, рядом с Леной. В голове билась пульсирующая боль, душу захлопнуло и скрутило, как отжатую тряпку, мыслей не было, кроме одной, занявшей всё пространство и бившейся в такт воспалённому пульсу: «Лена, как ты, Лена?»

— Э, да ты не в форме, — приглядевшись, оценил ситуацию парень. — Признавайся, по голове получил? Ботинком, да? А ведь тебе много придётся говорить, не сегодня, так завтра. Милиции. Это ж криминал.

Он, качая головой, достал из-за пазухи металлическую флягу типа той, что Шажкову подарила Совушка, отвинтил крышечку и, ободряюще улыбаясь, протянул Валентину:

— На, глотни лекарства.

Шажков машинально взял флягу и сделал длинный глоток. По тому, как обожгло горло, и по масляно-сивушному привкусу, связавшему рот, Валентин понял, что хлебнул чуть разбавленного спирту. У него в голове пронеслось: «От тебя многое зависит, надо быть трезвым» — и он решительно отдал флягу парню.

— Кто вас так отделал-то, — уже серьёзно спросил парень, присев на корточки и снова щупая пульс у Лены на шее.

— Не знаю. Четверо их было.

— Кавказцы?

— Нет. Русские.

— Как выглядели?

— Обычно. Лет по двадцать пять — тридцать. Один маленький, он ножом и ударил.

Парень покачал головой: «Это, похоже, из боярской шпаны. Поговори с Лёхой, участковым. У него конторка вон в том торговом центре. Он здесь всех урок знает. Но осторожно, ага? Если это боярские, то они — отморозки полные, даром что шпана подзаборная».

Он снова присел перед Леной и, протянув вперёд руку, осторожно просунул пальцы ей под пальто. «Так, ножа нет. Жаль, лучше бы был… Кровь, где кровь? — бормотал парень, осторожно двигая рукой. — Ну-ка, пониже. А, вот кровь, всё-таки есть кровь, да». Он вынул пальцы, протёр их снегом и встал с озабоченным видом, разминая ноги. «Да где же они?»

Тут же вдалеке, как сигнал побудки, послышался звук сирены, и у Шажкова радостно забилось сердце. Потом они с пожилым врачом и щуплым шофёром несли Лену на носилках через снежную целину к дороге, где, в полной тишине разрывая тьму синими вспышками проблескового огня, как спасательный космический корабль, прибывший на чужую, опасную планету, стояла красно-белая реанимационная машина с распахнутыми створками задней двери. Когда Лену положили на носилки, она издала еле слышный стон и открыла глаза. Казалось, она внимательно разглядывала чёрное небо, но там не на что было смотреть, и Шажков с ужасом понял, что её открытые глаза не видели ничего вокруг. Наконец носилки с лёгким скрежетом медленно въехали в чрево реанимобиля, и у Валентина, как будто одним источником боли стало меньше.

Парень о чём-то спросил врача, и тот стал открывать медицинский чемодан.

— Ну всё, — сказал парень Шажкову, — сейчас укол ей сделают — и поедете. Дальше усердно молись.

Он снова внимательно поглядел на Валентина: «У тебя голова не кружится? Когда девчонку твою заберут, сходи в приёмный покой к травматологу. Я договорился, пусть посмотрит. А то тебе нужно быть в форме, ага?»

Парень ободряюще улыбнулся и, глядя в глаза Шажкову, протянул руку. Улыбка вселяла надежду.

— Как её состояние? — с жаром пожимая парню руку, и с надеждой в голосе спросил Валентин.

— Тяжёлое. Больше ничего не могу сказать, рану не смотрел. Потери крови большой вроде нет. Хотя, кто его знает, что там внизу под пальто, следа на траве вроде не осталось. Одно могу сказать: Палыч — врач отличный и всё, что необходимо, сделает. И прооперирует, если нужно. Я его лично попросил. Но если что-то не получится, не обессудь. Мы тоже не боги, хоть и стараемся.

Валентин слушал парня и всё больше проникался к нему доверием, смешанным с удивлением. Они были знакомы всего пару десятков минут, а у Шажкова было ощущение, что он знал этого улыбчатого парня давно, всю жизнь.

«Почему мы не встретились раньше? — мелькнуло в Валентина в мозгу, — он мог бы стать моим лучшим другом. Так вот живёшь-живёшь, общаешься с друзьями и коллегами, а близкий тебе человек ходит где-то рядом, и ты об этом не знаешь».

— Спасибо тебе большое, — произнёс Валентин и тут же подумал, что они вот сейчас расстанутся и он больше не встретится с этим парнем, который осторожно, но уверенно подсаживал его в машину.

— Как тебя зовут? — быстро спросил Валя, ставя ногу на порожек сдвинутой назад боковой двери.

— Серёга меня зовут, — так же быстро ответил парень, — Туманов. А тебя?

— Меня — Валентин Шажков.

— Ну, давай, Валентин Шажков, загружайся. Ты теперь сопровождающий. Надо торопиться вам. Пока.

— Как тебя найти-то? — с отчаянием спросил Валя, придерживая ногой задвигающуюся дверь.

— Найти меня просто, — с улыбкой крикнул ему Сергей из-за прикрытой двери. — Я вон в тех хрущёвках живу. Спроси у любой бабки на скамейке. Серёгу-лекаря здесь всякий знает.

И он захлопнул дверь, махнув рукой водителю: «Езжай!»

Протяжно и тревожно загудела сирена, и машина, качнувшись, поехала, набирая скорость, в сполохах синих огней. Пространство для Валентина сузилось до кокона еле теплящейся жизни, который окружал Лену, лежавшую с заострившимся носом и вздёрнутым вверх подбородком, у левого борта реанимобиля, с руками-ниточками вдоль узкого туловища, одну из которых держал за тонкое запястье пожилой врач, прилаживая другой рукой тонометр.

Лену провезли на каталке через весь приёмный покой к двери с надписью «операционная». Шажков шёл рядом, придерживая её ноги в мокрых сапогах, и был не в силах оторваться от бледного пятнышка её лица в венчике пушистого воротника пальто. Внутрь Шажкова не пустили.