– От тошноты помогает имбирь, – добавил врач. – А вообще, климат у нас хороший, что тоже пойдет вам на пользу. Солнечных дней куда больше, чем пасмурных.

С моих губ сорвался горький смешок. В самом деле, откуда моему собеседнику знать, что в жизни его случайной пациентки с недавнего времени все дни стали сумрачными?

Расплатившись с врачом и людьми, которые ради меня временно оставили свои дела на ярмарке, я вернулась в дом Микелы. К моему облегчению, чай из лепестков роз она допила сама, а мне оставила щедрую порцию поленты[1], которая, к счастью, неприятных ощущений не вызвала. Однако кусочек свежего имбиря я на всякий случай все-таки сжевала.

Мне предстояло подумать, что делать дальше. Ситуация усугублялась тем, что посоветоваться было не с кем. Приютившая меня женщина казалась хорошим человеком. Возможно, она даже обрадовалась бы, услышав, что в скором времени под крышей ее дома зазвучит детский смех. Но что скажет ее муж, еще не вернувшийся из дальнего плавания? Что скажут соседи, чье мнение имеет для нее немалое значение? Если кто-то усомнится в том, что я вдова, как можно будет доказать обратное? Ведь у меня даже обручального кольца не осталось, да и никаких других украшений, кроме найденного в замке амулета хальфданки, я с собой не взяла.

В обитель с маленьким ребенком не примут, особенно если родится мальчик. Одна я могла хоть на что-то рассчитывать, но теперь все во много раз усложнилось. И все же следовало найти выход, и поскорее, пока со стороны моя беременность еще не заметна.

«Может быть, все-таки рассказать Микеле? – подумала я, бросив взгляд на хлопотавшую по дому хозяйку. – Но, не посоветовавшись с супругом, она все равно ничего не решит окончательно. А то еще спросит, почему бы мне теперь, когда выяснилось, что я не бездетна, не отправиться на поклон к родственникам покойного мужа? И что я на это отвечу?»

Именно это Микела и сказала, когда два дня спустя, так больше ничего и не придумав, я смущенно поведала ей о словах лекаря. Добрая женщина почти сразу же начала уговаривать меня поехать к родным супруга, причем желательно поскорее, пока мое самочувствие еще позволяет путешествовать. Нужно наступить на свою гордость и подумать о тех, кому мой ребенок напомнит о его отце.

Знала бы она, что дело вовсе не в гордости, а мой муж на самом деле жив!

– Но у меня нет сопровождающего, – заметила я собеседнице.

– Верно, – погрустнела хозяйка. – Женщине одной путешествовать опасно. Тут у нас пока тихо, но слышала, что на дорогах немало разбойничьих банд.

Затем Микела предположила, что ее супруг мог бы доставить меня куда необходимо, но сначала нужно дождаться его возвращения. Помедлив, я согласилась. Так я получала некоторую отсрочку и дополнительное время на размышления о собственном будущем.

Может быть, действительно рискнуть и возвратиться в обитель? Попросить помощи у тех, кто меня вырастил? Ведь не выгонят же меня… Сестра Николина знала мою тайну, а как объяснить настоятельнице, почему я ушла от богатого и родовитого мужа? Да еще в таком положении! Не подумают ли они про меня то же, что когда-то думала Ортензия де Россо? Что я действительно повинна в супружеской измене, а ребенка жду от другого мужчины?

У меня голова разболелась, а полезных идей так и не родилось. Будь я одна, все складывалось бы куда проще. Нет, о новом замужестве я, разумеется, не думала, но при мне оставались знания, которыми я могла делиться с другими, как делала это с Луиджи. Да и с Микелой могла бы остаться. Ей ведь все равно одиноко, когда хозяин надолго отправляется в море, да и помощь в хозяйстве не помешала бы.

Но теперь все изменилось. До чего же странно… Ребенок еще не родился, не имел имени, я даже не знала, мальчик будет или девочка. Но он уже существовал, требовал заботы о его будущем, и только я – я одна! – за него отвечала. Учитывая, что у меня даже домашних питомцев, если не считать подаренную мне в замке голубку, никогда не было, осознавать это оказалось более чем необычно.

Я невольно задумалась над тем, что сказал бы герцог, узнав эту новость. Обрадовался бы? Разочаровался бы, если бы на свет появился не наследник, а наследница? Ортензия наверняка рассердилась бы. Но не ее мнение являлось для меня главным, а мнение ее внука.

Пугало меня и то, что дети нередко отличались хрупким здоровьем, а по непониманию и непослушанию рисковали своей жизнью куда чаще, чем взрослые. Ведь из детей, которых родила мать моего супруга, кроме Себастьяна, не выжил никто. Даже у королевы Доротеи, как обмолвился на прогулке у фонтана Бруно Манчини, кроме Арнальдо, была дочь, которая погибла в детстве. Сестра его величества! Должно быть, не только смерть мужа, но и потеря девочки заставила мать нынешнего короля покинуть столицу и поселиться в уединенной обители.

А если и мой будущий ребенок родится слабым? Или заболеет, или даже… Да и смогу ли я в одиночку уследить за ним, если вокруг столько опасностей?

Вот хотя бы море… Купальный сезон подошел к концу, но ребятишек это ничуть не смущало, и они бесстрашно лезли в соленые волны. Не умея плавать, я смотрела на них со страхом, понимая, что едва ли смогла бы спасти утопающего, а попытавшись, наверняка не выжила бы.

Кто мог подумать, что у родителей столько забот и тревог! Каким счастьем было бы разделить их с Себастьяном… Разделить и счастье, и горе, как пелось в той песне, вместе увидеть беззубую улыбку нашего малыша, его первые шаги, вместе придумать ему имя.

Если бы не тот случай в саду, не хитрость Виенны и не простодушие, сослужившее мне плохую службу, сейчас мы предавались бы мечтам о будущем. О том, как вернемся в замок де Россо. О том, как будем жить там всей семьей, которой предстояло увеличиться на одного человечка. Ортензия наверняка смягчилась бы со временем. Ведь дети – если судить по внуку экономки – всегда вносят оживление и заставляют взрослых улыбаться.

Вспоминалось, как по дороге из обители в замок я мечтала о свободе. О том, что смогу оставить навязанного мне супруга и жить самостоятельно. А теперь, когда так и получилось, обретенная свобода отдавалась горечью на губах, и вместо того, чтобы позволить раскрыть крылья, придавила к земле и ничуть не радовала. И не только из-за ребенка, которому предстояло расти сиротой при живом отце. Но и потому, что сейчас я особенно ясно понимала – мой брак оказался не тесной золотой клеткой, а подарком судьбы, шансом жить в любви, отдавать ее другому, не отмеривая на весах, а щедро и радостно. Шансом, который выпадал далеко не каждому. Ведь даже баронесса де Кастеллано… Возможно, если бы ей повезло с мужем и тот любил бы ее так же, как Себастьян де Россо любил меня, она не была бы настолько подлой и себялюбивой. Или Виенна такой родилась? А может быть, стала такой по вине собственных родителей?

Размышляя об этом, я пообещала себе, что буду любить моего ребенка очень-очень сильно, чтобы он не ощущал нехватки отца и других родственников и не озлобился со временем. Что воспитаю его хорошим человеком, каким и сам герцог, и его строгая бабушка смогли бы гордиться.