Мысль о леди Фаулер напомнила Белле о куче писем. Ей хотелось бы оставить их без внимания, но, в конце концов, лучше просто побыстрее разобраться с ними. Она позвонила в колокольчик, и вскоре вошла Китти.

— Вы проснулись ни свет ни заря, мисс! — сказала она и, опустив корзину с углем, встала на колени, чтобы разжечь камин. — И после хорошего ночного сна выглядите намного лучше. Надеюсь, вы хорошо спали, мисс?

— Да, — ответила Белла, немного удивившись. Она ожидала, что будет лежать без сна и мучиться воспоминаниями. — Должно быть, я устала больше, чем мне казалось.

— Это все путешествие, мисс. Принести вам завтрак?

— Да, пожалуйста. И ожидающие меня письма.

Китти разожгла огонь и некоторое время наблюдала за ним, а убедившись, что все в порядке, встала и вытерла руки о фартук.

— Хорошо, мисс. А какое платье вы наденете?

— Только не принадлежащее Беллоне. — Белла приняла твердое решение. — Беллона Флинт должна исчезнуть.

— Прекрасно, мисс! — с горячностью воскликнула Китти.

Белла прилагала неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться на простых вещах. Для новой жизни ей понадобятся новые платья. Нужно ли снова оказать милость миссис Морей или лучше посетить модистку?

Быть может, ей следует вообще покинуть Лондон? Но нет, она не поедет ни в Дувр, нив какой другой порт на южном побережье, где можно случайно столкнуться с капитаном Роузом! Она будет старательно избегать побережья, а вообще можно просто воткнуть булавку в карту. Завтрак послужил хорошим поводом отвлечься, и Белла, сделав первый глоток шоколада, посмотрела на письма. Все были из дома леди Фаулер, но не от самой леди. Два были от Мэри Ившем, а остальные — от других живших там леди.

Белла отпила еще шоколада и съела кусочек теплого хлеба с маслом, а потом сломала печать на одном из писем Мэри Ившем — на том, которое пришло первым. Мэри была сестрой викария, женщиной разумной, но с несколько странным чувством юмора.

«Дорогая мисс Флинт!

Здесь крайне не хватает вашего здравого смысла. Леди Фаулер очень нездорова. Честно говоря, она быстро слабеет, а первым разрушается ее мозг, и это вызывает здесь огромную тревогу и беспорядок. Я сама страшусь того, что она может совершить. Если вы специально избегаете этого места, я не хотела бы просить вас вернуться, но вынуждена это сделать. С наилучшими пожеланиями,

Мэри Ившем».

Белла выдохнула. Письмо тревожное, но что именно оно означает?

Белла подкрепилась шоколадом и вскрыла следующее письмо — от Клары Ормонд, полной и нервной, жившей в страхе, что ее выгонят на улицу. Она была одной из тех, кому Белла ужасно хотела помочь, потому что та явно не могла сама о себе позаботиться. Ее муж потерпел тяжелые неудачи в делах, и когда умер, оказалось, что она осталась без гроша. Ее не интересовали дела леди Фаулер, она просто отдала себя в ее распоряжение.

Письмо было отчаянной мольбой к Беллоне вернуться, пока несчастье — подчеркнуто три раза — не обрушилось на всех них.

Следующее письмо, от Силии Поттерсби, тоже было с тройным подчеркиванием, но в нем еще упоминались сестры Драммонд, которые управляли разрушающимся мозгом леди Фаулер.

Гортензия Спротт, худая и резкая, заявила напрямик: «Она сумасшедшая, но не понимает этого. Чем скорее она умрет, тем лучше. Нужно молиться, чтобы это произошло раньше, чем она погубит всех нас».

Последним пришло второе письмо от Мэри.

«Дорогая Беллона!

Отбросив самолюбие, я прошу вас вернуться к нам, хотя бы на короткое время. Дела серьезные, и я не знаю, что лучше сделать.

Я понимаю, что принесла бы вам больше пользы, если бы порекомендовала оставаться в стороне или даже вообще уехать из Лондона, но вынуждена просить вас вернуться.

С наилучшими пожеланиями,

Мэри Ившем».

Письма вызвали у Беллы глубокое беспокойство, но она не могла понять, почему все эти женщины написали ей. Она была самой молодой среди них, и не в ее власти было что-либо изменить.

Торн сказал, что она лидер, а она не согласилась, но, возможно, он был прав, говоря, что люди видят ее такой. Лидер — это просто тот, кто предпочитает действовать, а не ломать руки? И овцы, попав в беду, ищут кого-нибудь, кто спасет их?

Белле неприятно было думать о женщинах, писавших письма, как об овцах, но даже Мэри с ее здравым смыслом и Гортензия, такая резкая и суровая, не имели ни гроша и находились в зависимости. Этого было достаточно, чтобы любой лишился мужества, и именно из-за этого сама Белла четыре года провела в Карскорте.

Тем не менее Белла хотела бросить эти письма в огонь, и следуя своему плану, уехать из Лондона — она ничем не обязана этим женщинам.

Она намазала маслом еще один кусок хлеба и положила поверх него толстый слой сливового джема. Эта ситуация не имеет к ней никакого отношения, и чем более серьезной она становится, тем дальше от нее нужно держаться.

Белла застонала, осознав, что придется по крайней мере навестить леди Фаулер, а иначе она всю свою жизнь будет страдать от чувства вины. Возможно, это было просто дикое предположение и паника, но Белла знала, что пустые страхи могут распространяться, как огонь по дому.

И, кроме всего прочего, она тоже была в долгу у леди Фаулер. Леди Фаулер дала ей прибежище, когда Белла нуждалась в нем.

Китти вернулась с голубым платьем Беллы и самым лучшим нижним бельем.

— Ах, к сожалению, мне все же понадобится одно из платьев Беллоны. Я должна нанести последний визит.

Белла была Беллоной шесть месяцев, и с самого начала это не казалось ей странным. Вероятно, Беллона оказалась естественным образом для того замороженного человека, который вырвался из Карскорта. Теперь этот персонаж вызывал у Беллы более неприятное ощущение, чем Келенокли последняя роль, и по дороге к дому леди Фаулер Белла боялась, как бы кто-нибудь не догадался, что она не та, за кого себя выдает.

Она хотела постучать в дверь, так как чувствовала, что больше не принадлежит к этому обществу, но потом все же просто вошла. Из скриптория — комнаты, где стая переписывала послания леди Фаулер, — вышла Эллен Спенсер, пристально взглянула на Беллу, пискнула и побежала по лестнице наверх, а Белла в изумлении посмотрела ей вслед. Потом Беллу окружили другие женщины, которые, суетясь и перебивая друг друга, старались что-то объяснить ей, но она не могла ничего понять.

— Тихо! — скомандовала она, и ее послушались.

О да, Беллона вернулась, и овцы узнали своего строгого пастуха. Белле снова захотелось повернуться и убежать, но она не могла бросить этих женщин.

— В гостиную, — сказала она и пошла первой, а оказавшись там, спросила: — Что за шум? — Открылось с десяток ртов, но Белла потребовала: — Кто-нибудь один.