— Для жертвы последствия одинаковы.

— Пожалуй, верно. Как женщины?

— Торжествуют. А вы ожидали чего-то другого? Но у них тоже нет особой враждебности к сэру Ньюли. Зверски вели себя Тороугуд и ваш брат.

— Что теперь будет с ними? Как с судьями?

— Им придется отказаться от своих мест в суде.

— И это все?

— Это существенно. Тороугуд еще как-то сможет продолжать жизнь, но ваш брат, если вы правильно его оцениваете, конченый человек.

— Интересно, что он будет делать?

— Будет изворачиваться, перекладывать вину на всех, кроме самого себя.

— О, несчастная Люсинда.

— Сестра, которая живет в вашем старом доме? Если она умная, то уедет куда-нибудь.

— Афина предложит ей жилье. — Белла совсем успокоилась. — Однако часть этой грязи прилипнет к ним ко всем.

И к ней тоже, поняла она. Теперь она была не только Беллой Барстоу, но и сестрой опозоренного, омерзительного Огастуса Барстоу. Не означает ли это, что она попалась в собственную ловушку?

Во рту появился горький привкус, но Белла все равно ни о чем не жалела. Она остановила Огастуса и положила конец его безнравственным поступкам.

От этой мысли Белла почему-то заплакала, а начав, уже не могла остановиться, хотя и старалась.

— Простите. Это, должно быть, от переживаний.

— Когда вы плакали последний раз?

— Очень давно, — призналась она. — Отец считал слезы признаком раскаяния, а оно подразумевало вину, поэтому я перестала плакать.

— Тогда я рад, что слезы вернулись.

Торн обнял ее крепче.

Белла позволила его голосу утешать ее, пока не услышала:

—…той гарпии леди Фаулер.

— Что? — вскрикнула Белла, с трудом удержавшись, чтобы не вскочить.

— Вы слышали о ней? — Торн крепче обнял Беллу. — Эта выжившая из ума женщина считает своим долгом разоблачать пороки знатных мужчин, и, если до нее дойдет эта история, она широко распространит ее и окажется хоть чем-то полезна.

— О да, — согласилась Белла, и ее сердце забилось немного спокойнее.

Она могла сказать, что в окружении леди Фаулер мало интересуются такими грешками, но, разумеется, не стала этого делать.

— Интересно, как она раздобывает свои скандальные факты? — задал вопрос Торн.

Белла почувствовала, что может нечаянно раскрыть свои секреты, и осторожно встала с его колен.

— Мне нужно умыться.

Зайдя за ширму, она умылась холодной водой и увидела в зеркале покрасневшие нос и глаза. Она приложила к глазам холодную ткань, а потом привела в порядок волосы и, отрепетировав безмятежную улыбку, снова вышла.

— Спасибо вам, — сказала Белла, решив облегчить Торну задачу. Она заняла место напротив него. — Наша задача выполнена, верно?

— Увы, я сомневаюсь, что у вашего брата найдется мужество застрелиться, но жить с тем, что весь мир знает о нем правду, будет для него сущим адом. Что вы намерены делать теперь? — спросил Торн.

— Продолжу, как и прежде, жить тихой жизнью, — пожала плечами Белла, словно это само собой разумелось.

— Печальная участь. Вы никогда не искали чего-нибудь необыкновенного?

За этим вопросом что-то скрывалось — прелюдия к предложению стать его любовницей? Это было лучшее, на что она могла надеяться, но Белла знала, что не согласится.

— Думаю, в моей жизни было достаточно необыкновенного. А вам, должно быть, необходимо вернуться на свою шхуну? Вы были чрезвычайно добры, что потратили на меня так много времени.

— Нет, — сказал он.

— Что — нет?

Он встал и повернулся к ней спиной.

— Черт побери, вы правы. Это закончилось.

Хотя Белла и сама так считала, его слова были для нее как нож в сердце.

— Конечно, — проглотив комок, согласилась она.

Торн повернулся и, подойдя, снова опустился на колени рядом с ней.

— Белла… Белла, я должен… Мне необходимо вернуться к своей жизни.

— По-моему, я так и сказала.

— Она взяла его за руки, на этот раз сама выступая в роли утешителя. Он сжал ее руки с такой силой, что они, казалось, слиплись.

— Я получил такое удовольствие от времени, проведенного вместе с вами, какого не мог и представить. Не помню, чтобы я когда-нибудь прежде был так счастлив.

Крохотный бутончик надежды начал распускаться. Быть может, Торну нужно какое-то поощрение?

— Я… я не возражала бы побыть с вами еще какое-то время…

Возможно, она все-таки примет предложение стать его любовницей.

Да, конечно, примет.

Но то, как он плотно сжал губы, заставило Беллу замолчать, прежде чем он поднялся и отступил назад.

— Нет, возражали бы. Не спорьте. Я не могу объяснить. Пожалуйста, поверьте мне, Белла: это невозможно. Это просто не может продолжаться.

Никто в этом и не сомневался. Белле пришлось отвернуться, чтобы скрыть страдание, но она поняла, что ей это не удалось.

— Отлично, — наконец заговорила она. — Уверена, все к лучшему. Некоторые не предназначены для слишком сильных переживаний.

Она нашла в себе силы взглянуть на Торна, и ей даже удалось слегка улыбнуться, чтобы этим облегчить его боль.

Когда он поднял ее на ноги, Белла ожидала поцелуя в губы, каким бы мучительным он ни был, но Торн поцеловал ей руку.

— Я искренне хочу для вас, Белла Барстоу, только самого хорошего. Всегда помните об этом.

Он отошел и беспечным тоном, который мог обмануть многих, сообщил:

— Я должен спуститься вниз и принять участие в празднике. Не хочу беспокоить вас, когда вернусь, и лягу спать на полу в гостиной.

Он взял с кровати одеяло и подушку и вышел.

А Белла осталась стоять; слезы безудержно текли у нее по лицу, но она не позволила себе разрыдаться, пока не убедилась, что Торн уже не услышит.

На следующий день они выехали рано утром, чтобы вернуться в Лондон к вечеру.

Табита, должно быть, чувствовавшая себя обделенной вниманием, сердилась, и те редкие звуки, которые она издавала, походили на рычание.

— Что вы скажете своей покровительнице? — спросил Торн.

— Покровительнице? — сначала не поняла Белла. — О-о… — В этот момент она не могла ему солгать. — Я живу одна. С тремя слугами. У меня есть маленькая ежегодная рента.

— Не такая маленькая, — заметил он, — если вы можете себе это позволить. Но вы еще молоды, чтобы жить одной.