– Девушка с пирожными! – взволнованно прошептал он.

Кэтрин слегка кивнула ему своей шляпкой-пирожным.

Черепах повернулся, задев Валета своим твердым панцирем.

– Я уже пробовал ее выпечку, – сказал он. – Это необыкновенная девушка. А еще храбрая… очень храбрая.

Щеки Кэт порозовели. Хотя самые яркие ее воспоминания о нападении Бармаглота были связаны с трагической гибелью Льва, сейчас она ощутила гордость – ведь Черепах был спасен. И это она помогла ему.

Не замечая, что слова Черепаха приятны Кэт, или не желая этого замечать, Джек фыркнул. Его лицо покраснело.

– Необыкновенная – это уж чересчур. Она приемлема. Возможно. В лучшем случае. – Все больше мрачнея, он смотрел на Кэтрин и ее шляпку. – Не пойму, что все в ней находят. Что такого в ее пирогах, в больших коровьих глазах и неестественно блестящих волосах? – Он скрестил руки на груди и задрал нос. – Лично я считаю, что леди Пинкертон очень переоценивают.

Белый Кролик прочистил горло.

– Мы призываем жюри отбросить предубеждения и предвзятость по отношению к участникам состязания.

Наклонив голову, Черепах торопливо откусил первый кусок тыквенного пирога, а вот Король отвлекся от еды, мечтательно глядя на Кэтрин. Та переминалась с ноги на ногу.

Сидевший рядом с ним Черепах застонал от восторга, котелок едва не упал с его головы. Остальные судьи едва успели взять вилки, когда Король отодвинул стул и встал.

– Я не могу назвать себя непредвзятым судьей, почтенный Мистер Кролик, наш мудрый и рассудительный церемониймейстер! – Глаза монарха блестели от едва сдерживаемой радости.

Желудок Кэт сжался. Она уже хотела помотать головой, но Король продолжал:

– Я полон предвзятости. Я, можно сказать, сплошная предвзятость! Ибо этот тыквенный пирог, что лежит перед нами, приготовлен прелестнейшей леди Кэтрин Пинкертон, которая скоро станет моей невестой!

Внутри Кэтрин как будто взорвалась ледяная бомба и заморозила ее. Ноги примерзли к полу, на лице застыла испуганная улыбка.

Король взглянул на нее с гордостью, которая не была ему свойственна.

– Поэтому, видите ли, в каком бы конкурсе она ни участвовала, я скажу – да! Она должна быть победительницей! Она побеждает всюду, сердце мое, моя радость!

Кэтрин чувствовала сотни взглядов, впившихся в нее, а она словно окаменела, не в силах отвести глаз от Короля.

Это было похоже на кошмарный сон.

– Ах, какой чудесной королевой вы станете, леди Пинкертон, торты выпекающая и счастьем награждающая! Кто-нибудь, запишите это! Джокер, вот ты где! Запиши! Я включу это в свою следующую поэму! – и Король схватился за живот, трясясь от смеха.

Толпа забурлила. Зрители начали перешептываться. Кэтрин чувствовала на себе горящий взор матушки. Легко представить, как быстро вести облетят маленький пляж, всех участников праздника… Слухи будут расходиться, как круги от брошенного в пруд камня.

Кэт помертвела.

– Я не сказала да, – хотелось ей крикнуть, чтобы все услышали. – Я еще не приняла его предложение. Я не его невеста, что бы он тут ни говорил.

Полная негодования и решимости все отрицать, она открыла рот, но вдруг шатер содрогнулся от вопля.

Кэтрин обернулась, пытаясь понять, кто кричал, а вокруг воцарился хаос: зрители, ломая, отбрасывали стулья, махали лапами и крыльями, удирая от кого-то или чего-то.

Только тогда она обратила внимание на Черепаха, милейшего и самого восторженного из судей. Упав со своего стула, он завалился за стол, и Кэт не заметила бы его, не зацепись Джек, спешивший унести ноги, случайно за скатерть, и не сдерни ее со стола вместе со всеми тортами. В результате Черепах оказался на виду у пораженных зрителей. Перевернутый на спину, он лежал нижней стороной панциря кверху. Размахивая в воздухе ластами и прижимая их к животу, он стонал, вытаращив глаза от боли и ужаса.

Со своего места Кэтрин прекрасно видела, что Черепах начал меняться. Его кожа пузырилась, съеживаясь в одних местах и растягиваясь в других. Часть чешуек отвалилась, а конечности покрылись новой кожей. Его крики стихли и перешли в бульканье, а голова тоже начала изменяться, превращаясь во что-то странное. В нечто ужасное.

Кэт зажала рот ладонью, сдерживая тошноту. Кто-то предложил отнести Черепаха к морю, чтобы показать Рыбам-хирургам, но никто не осмеливался даже прикоснуться к несчастному.

Никто не мог отвести от Черепаха взгляда до тех пор, пока его ласты не перестали, наконец, подергиваться и «бурлить», а рыдания не сменились всхлипами. Под его подрагивающей от плача головой натекла целая лужа слез.

Но эта голова уже не была черепашьей.

Заостренный клюв и глубоко посаженные глаза исчезли, а на их месте появилась помятая мордочка теленка с розовыми ноздрями и мягкой рыжеватой шерсткой.

И, хотя панцирь, живот и передние ласты остались прежними, на задних ногах Черепаха теперь появились копытца. Существо болезненно вздрогнуло в последний раз, и в это мгновение его хвост – хвост рептилии – начал выпрямляться и закручиваться, а на кончике у него выросла шерстяная кисточка. Хвост Черепаха превратился в телячий хвост.

– Это невозможно! – произнес кто-то, и от этого слова Кэтрин словно обдали холодной водой.

Зеваки продолжали глазеть, некоторых детей унесли подальше от ужасного зрелища, прикрывая им глаза. Черепах все плакал, заливался огромными слезами. Он пытался и никак не мог перевернуться, и у Кэтрин сжалось сердце при мысли о том, как он беззащитен. Растерянный, охваченный болью, на глазах у толпы, он пытался и не мог понять, что с ним происходит. Сквозь рыдания слышались слова:

– Что случилось? Что со мной произошло? Что происходит? Помогите мне, помогите, помогите…

Кэтрин бросилась вперед.

– Кто-нибудь, помогите же ему! – закричала она и, упав на колени, полезла под стол.

Не вставая с колен, Кэт склонилась над Черепахом и коснулась его ноги, чуть повыше вновь появившегося копытца. Нога поросла негустой, намокшей от пота шерстью.

– Все будет в порядке, – прошептала она. Черепах продолжал что-то бормотать и заикаться. – В общем и целом. Я очень надеюсь. Давай-ка тебя перевернем. Не брыкайся, лежи смирно.

Кэтрин увидела изумленные лица. Король побледнел, он был потрясен. Валет смотрел на нее с отвращением, Герцогу, казалось, вот-вот станет дурно, а господин Гусеница таращился на Черепаха с любопытством, как на неожиданный результат научного эксперимента. Белый Кролик удрал со сцены, и его ярко-розовые глаза выглядывали откуда-то из-за ее края. Мэри-Энн сняла капор, видимо, совсем растерявшись, когда ее мечты обернулись кошмаром.

– Помогите же мне! – взывала Кэт.