В день рождения Зои стояла жара. Это было самое динамичное время года, когда краешком глаза можно заметить, как тянутся вверх растения. Правда, стоило только на них взглянуть – и они замирали. Пшеница уже заколосилась, но была еще свежей, зеленой, рядом краснели маки и желтели подсолнухи. Зоя и Адам катили по улицам, распевая Back to Life группы Soul 2 Soul, отрывая руки от руля, чтобы похлопать ладонями в такт. К ним подлетали стрижи и тут же с криком взмывали ввысь. Добравшись до подножия Черного Холма, Адам и Зоя пошли пешком, толкая свои велосипеды. Гора была очень крутой.

На двоих у них была бутылка с водой – алюминиевая, старая. Такими когда-то пользовались профессиональные гонщики. Вся в царапинах и вмятинах, краска с нее почти целиком облезла. Адам пил воду часто и глотал шумно, чтобы Зоя заметила, какой он с этой бутылкой крутой профессионал. Конечно, ему приходилось из-за этого то и дело останавливаться, чтобы пописать. Тогда Зоя закрывала глаза, слушала и притворялась, будто мочится не Адам, а она и что струя ее мочи распугивает насекомых, просачивается в почву, высвобождая темные запахи глины и холодного кремня. Для мальчишек все это просто: ты всегда мог заставить разбежаться муравьев, а жуков – поискать местечко повыше.

На вершине Черного Холма они остановились, чтобы отдышаться. Потом надели шлемы. Это было в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Тогда о безопасности велосипедистов никто не думал. Но Грег Лемонд только что выиграл Тур-де-Франс в футуристическом обтекаемом шлеме – таким его показали в новостях, – и поэтому Зоя с Адамом смастерили себе аэродинамические шлемы из проволочной сетки, клейстера и газеты «Дейли Телеграф» – ее покупала мать. Под слоем клейстера на шлеме у Зои можно было разглядеть три четверти фотографии человека, стоявшего на площади Тяньаньмынь перед танками. Этот человек прославился тем, что на него надвигались четыре танка, каждый нерв в его теле вопил: «Беги!» – а он упрямо замер на месте, стоял и не двигался. Только такие соревнования и можно выиграть не шевелясь.

Адам и Зоя встали под дубом – это место всегда служило для них линией старта, – развернули велосипеды к подножию горы. Асфальтированная дорожка, уводившая вниз, была шириной в семь футов. По обе стороны от нее росли березы, кроны которых образовывали над тропой крышу. В этом туннеле царил нежно-зеленый свет. Зоя выбрала левую сторону дороги, а брату оставила правую. Она была старше, поэтому имела право распоряжаться. Дорога на всем протяжении загибалась влево, поэтому Зоина сторона была короче. А еще она сидела на новеньком велике с ровными, без «восьмерок», колесами. Она намеревалась выиграть у Адама вчистую, а он только улыбался ей. Никогда он не мог понять, почему всегда проигрывает? А может, и понимал, только не имел ничего против: для Зои это важнее.

Их шлемы были подвязаны под подбородком бечевкой. На шлеме Адама прочитывался обрывок газетного заголовка: «ПОЗДРАВЛЕНИЯ С». Озаренный зеленым светом, Адам широко улыбался – так, что видны были прорехи на деснах, где еще не успели вырасти постоянные зубы. Запах цветов, «ПОЗДРАВЛЕНИЯ С». «С чем?» – подумала Зоя.

Они сосчитали от пяти до одного, надавили на педали и очень скоро набрали бешеную скорость. Зоя сразу вырвалась вперед. Она слышала, как тяжело дышит Адам, но при этом хохочет. Чем старательнее он ее нагонял, тем быстрее она гнала вперед свой велик.

Они ехали с такой скоростью, что у Зои из глаз потекли слезы. Она плохо видела, что там впереди, но в этом особой нужды и не было – вокруг только высокие склоны по обе стороны от тропы. Ветер свистел у Зои в ушах; от радостного волнения она закричала. Адам кричал тоже. На такой скорости велосипед под тобой гудел, вибрации, которые ты ощущал, вводили тебя в транс, в какую-то странную ясность. Ты начинал замечать абсолютно все. Мельчайшие движения испуганных твоим приближением божьих коровок в высокой траве, подпрыгивания камешков, вылетавших из асфальта под твоими шинами и ударявшихся о напряженную сталь велосипедной рамы. Время приобретало двойственность: все становилось необычайно быстрым и необычайно медленным.

Зоя издала боевой клич; откуда-то сзади ей эхом ответил Адам. Из-за поворота вдруг появилась машина – черная, бесшумная при свисте ветра в ушах и невероятно близкая. Зоя увидела лицо женщины за рулем, ее открывшийся – о-о-о – рот. Помада у женщины была какая-то странная, ненатурально-розовая, но с голубоватым оттенком. Зоя прижалась к левой обочине, женщина – к своей обочине, и Зоя проскочила между машиной и краем дороги. Она удивилась. Мелькнула мысль: «Мало кто на этих дорогах так мажет губы». А потом она услышала страшный удар, но продолжала крутить педали.

Она знала: это не станет правдой, если только она не оглянется. Была уверена: если будет мчаться быстрее ужасной новости, то новость никогда ее не догонит. В эти мгновения она начала исчезать из потока времени. Она и время уподобились маслу и уксусу, которые налили в одну посуду, встряхнули, да так и оставили. А потом они начали разделяться на волшебство и воду. Зоя ехала без остановки двадцать пять миль, а когда ее наконец обнаружили полицейские, уже смеркалось. Она мчалась по двухполосному шоссе, виляя от изнеможения из стороны в сторону. Водители грузовиков едва успевали свернуть и остервенело гудели. Она была как в бреду. Она спросила у полицейского, за что ее задержали? За то, что она срезала с руля своего велосипеда ленточки с блестками и бросила их на пол кухни? Ее усадили на заднее сиденье полицейской машины, сняли с нее шлем из папье-маше и положили шлем рядом. Ее отвезли в больницу, где ей поставили капельницу с физиологическим раствором и глюкозой, и только потом рассказали, что произошло.

Мать приехала в больницу под вечер на следующий день и молча отвезла дочку домой. Ленточки с блестками и отстриженные пряди волос Зои все еще валялись на полу в кухне. Не сказав Зое ни слова, мать легла в постель и потом десять дней не выходила из своей комнаты, пока наконец не пришла в себя. Только тогда она ответила на телефонный звонок и дала согласие на то, чтобы тело Адама перевезли из морга в церковь, а потом – на кремацию. Домой приносили открытки с соболезнованиями и цветы. А Зоя в отличии от остальных не была так уверена в том, что ничего нельзя изменить. Несколько раз в день она поднималась на Черный Холм и гнала свой велосипед вниз – так быстро, как только могла. Ей казалось, что если она сумеет ехать быстрее, чем когда бы то ни было, если сумеет обогнать время – тогда она обернется, а позади – Адам. Она была уверена, что сможет вернуть его. Маленькой она много чего загадывала. Одни желания сбывались, другие нет. Как-то раз в канун Рождества она улеглась спать на полу в спальном мешке, оставив свою кровать Иисусу Христу. Утром проверила, смята ли подушка. Подушка оказалась нетронутой. А в другой раз она проехала мимо сбитого машиной лиса, но лис был целехонек. Он был еще теплый, его глаза горели черным огнем, и Зоя загадала: «Отнесу его к большой березе и положу рядом с ним желуди. Тогда он, наверное, оживет». На другой день Зоя пришла к тому месту, и лиса под березой не оказалось. Значит, он ожил.

Если уж она сумела обхитрить время лиса, можно попытаться украсть у времени своего брата. Она вновь и вновь спускалась на велосипеде с Черного Холма, каждый раз – все быстрее, но сколько ни оглядывалась, Адама позади не было. И всякий раз она думала: «В следующий раз поеду еще быстрее. Ни за что не проиграю гонку».