– Гляди, – сказал Мигель. – К нему же боезапас нужен, а это лишние килограммы. Да и сам он весит.

– Ничего, – ответил Конвей, которому оружие явно понравилось. – Я пехота, мне не привыкать. Зато с ним спокойнее. Мало ли.

Мигель дополнительно вооружаться опять не стал, посчитав, что имеющегося у него пистолета «Горюн 2М» и запаса патронов к нему вполне достаточно.

Еда на неделю для двоих, фляги с водой и спиртом (его нетронутые запасы также обнаружились на базе), спички, которым не страшен ветер и проливной дождь, компасы, бумажные карты, ножи, две ложки, армейский десятикратный бинокль прекрасной оптики, чай, небольшой котелок, смена белья, носки, лёгкая, почти невесомая и в то же время очень прочная и малозаметная двухместная палатка… Сёстры-таёжницы лично проследили за каждой мелочью.

– Спасибо, девчонки, – высказал общую их с Мигелем благодарность Конвей. – Мы, конечно, ребята лихие и крутые. Покорители космического пространства, марсианских пустынь и всё такое. Full breath, в общем, как говорят луняне. Но в путешествиях по Земле опыта у нас маловато.

– До Ольхона и на Ольхоне опыта вам хватит, – сказала Ирина. – А там… Кто может знать, что ждёт на другой стороне?

Как по заказу, погодка для ночного проникновения на Ольхон выдалась самая что ни на есть удачная – низкая плотная облачность, гарантирующая почти абсолютную темноту. Даже огни наукограда Вестминда Хужир не рассеивали её. Поскольку их просто не было. И только призрачным синеватым, ничего не освещающим светом мерцал вдали над горой Шаманка портал в иное измерение.

– Скорее всего, город погиб, – высказал предположение Мигель. – Мы уже видели, как это бывает.

– Будьте осторожнее, мальчики, – повторила перед отлётом Марина. – Очень вас прошу. Вы просто обязаны вернуться.

– Сделаем всё для этого, – пообещал Мигель.

– И даже больше, – добавил Конвей.

Обострённое ночное зрение марсиан при активированном форс-режиме вполне позволяло ориентироваться в окружающем пространстве.

– Берег, – шепнул Конвей, вглядываясь в серую тьму. – Близко.

– Вижу и слышу, – ответил Мигель.

Лодка проскочила полосу прибоя и зашуршала упругим носом о байкальскую гальку. Мигель выключил двигатель. Они с Конвеем разом выскочили из лодки и затащили её повыше, куда не доставала вода. Постояли несколько минут, вслушиваясь и вглядываясь в окружающее пространство. Затем выпустили из лодки воздух, сложили, спрятали её вместе с мотором под удобным камнем, отметили точное место на карте и быстро направились в темнеющий выше вдоль берега лес. До утра им предстояло дойти до Хужира и проникнуть в портал.

Камни выпирали из тела холма, словно хребет гигантского сказочного дракона, чьё тело давно сгнило и растворилось в земле, а вот хребет остался. И торчит теперь на круглой вершине, открытой всем ветрам, покрытый пятнами рыжеватого лишайника и являя собой прекрасной укрытие для двух людей, спрятавшихся за ним.

– Ты как хочешь, но дальше нельзя, – произнёс Конвей. – Иначе нам полный женский орган мужского рода. А хотелось бы ещё немножко пожить.

Мигель, не отрываясь от бинокля, улыбнулся – ему понравился эвфемизм друга.

За последнюю неделю они с Конвеем О’Доэрти решительно и бесповоротно стали друзьями. Там, на Марсе, их, пожалуй, можно было назвать добрыми приятелями, не более (хотя юность склонна записывать в друзья всех подряд, к кому испытываешь хоть какую-то симпатию и с кем проводишь хоть сколько-нибудь свободного времени). Но теперь за спиной достаточно, чтобы стать друзьями без обиняков. Хватает того, что упомянутая спина надёжно прикрыта, и ты это знаешь. А об остальном и говорить нечего: пресловутая горбушка хлеба и глоток из фляги пополам; тесная палатка одна на двоих; километры труднейших дорог и даже, в каком-то смысле, общая любовь (оба придерживались мнения, что близнецы – это, конечно, не один и тот же человек, но связаны между собой они гораздо крепче и глубже обычных сестёр) – всё это и ещё множество мелочей, включая ежедневный обмен мыслями по любому поводу, скрепляло их дружбу подобно лучшему в мире молекулярному клею – не разнять.

– Тебе не хватило пяти секунд терпения, чтобы услышать от меня примерно эти же слова, – сказал Мигель. – Я не самоубийца.

– Так всегда со мной, – вздохнул Конвей. – Вечно тороплюсь. Уже сам себе говорю, бывало: «Спокойно, О’Доэрти, не суетись, всё образуется само собой». Но – нет. Характер, чтоб ему. И откуда во мне это, интересно… Может, от прапрапрабабушки Розы Шнеерсон? Я тебе рассказывал, что она сбежала в Англию не просто так, а накануне собственной свадьбы?

– Тш-шш, – Мигель отнял бинокль от глаз и передал его другу. – Смотри и молчи.

Они проникли в портал на острове Ольхон близ скалы Шаманка тридцать девять часов назад, перед самым рассветом. Проникли довольно легко. Наукоград Хужир действительно оказался разрушен, и пришельцы уничтожили там всех, до последнего человека. Если кто и уцелел, то не показывался, а искать они не стали. Портал мерцал синим холодным светом, возносясь на берегу, перед скалой Шаманка, подобно невиданному явлению природы. Собственно, таковым он и был. Синеватым светом, который ничего не освещал, мерцала сама поверхность портала. Она была похожа на тонкую плёнку неизвестной природы. Или на слой какой-то жидкости, удивительным образом сумевшей растечься вертикально да так и оставшейся в таком положении.

– Страшно, чёрт, – признался Конвей шёпотом.

– Они все дышат, – сказал Мигель. – Значит, и мы там сможем дышать.

– Это понятно. Но вдруг они нас там поджидают?

– Делаем так. Входим на полном форсе, быстро оцениваем обстановку. Реакция у них не быстрее нашей, и на форсе мы для них будем практически невидимы. Если портал охраняется и охраны мало – убиваем всех. Если много – быстро отступаем.

– А если погоня?

– Убегаем и прячемся. И, опять же, убиваем всех, кто сунется за нами. Я понимаю, что рискованно, но других предложений нет.

– Может, лучше «Хамелеон»? – предложил Конвей и сам ответил: – Нет, ты прав. «Хамелеон» хорош, когда ты неподвижен, а если нужно действовать, и действовать быстро, то форс ничего не заменит.

Охраны за порталом не оказалось. Вообще никого там не оказалось. Они прошли сквозь плёнку, не почувствовав ни малейшего сопротивления, как сквозь воздух, и оказались в другом мире.

Здесь был день. Серый, тусклый и довольно холодный. С низкого неба, по которому сплошняком ползли брюхатые чёрные тучи, сочился неясный мутноватый свет. Между тучами, то здесь то там, мелькал иногда грязно-голубой клочок просвета, похожий на старую застиранную тряпку. Холмистая безрадостная равнина, покрытая ломкой увядшей серо-охристой травой, тянулась до горизонта. Над буграми далёких холмов, в сизой тьме плотных туч погромыхивало и посвёркивало. Гроза? Может быть. Ни дорог, ни лесов. Лишь там и сям виднеются редкие чахлые рощи деревьев, с почти уже полностью облетевшей листвой.