Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приходит официантка, и мы с Нетти заказываем чай.
– Как у тебя дела? – спрашиваю я дочь, когда официантка уходит.
– Нормально, – отвечает она, и на несколько секунд воцаряется тишина. – Я не беременна, если ты об этом.
– Я действительно об этом подумывала. Мне очень жаль, дорогая.
– Да, как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. На последнем приеме по поводу ЭКО доктор Шелдон сказал, что было две проблемы, мои яйцеклетки и матка. Она сказала, что лучше всего использовать донорскую яйцеклетку и суррогатную мать. – Нетти замолкает. – Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит она спустя пару минут.
– Неужели? Даже я не знаю, о чем думаю.
Официантка возвращается с нашим заказом и расставляет на столе чайник и чашки. Взяв свою, я подношу ее ко рту.
– Слушай, я понимаю, – говорит Нетти. – Мне тоже потребовалось время, чтобы это осознать. Я имею в виду… биологически он не будет моим ребенком, я не буду носить его в своем теле. Поначалу мне самой идея не понравилась. А потом я стала думать… это ведь будет ребенок, созданный нами, для нас. Я смогу быть рядом во время беременности, я буду присутствовать при родах. Я все равно буду матерью. А это, мама, для меня самое важное.
– А как насчет усыновления? – спрашиваю я, и лицо у Нетти вытягивается. Я понимаю, что именно в этот момент мне полагалось бы воодушевиться и принять участие в обсуждении.
– Ты знаешь, скольких детей отдали на усыновление в штате Виктория в прошлом году? – вскидывается она. – Шестерых. Шестерых! Из них четырех – ближайшим родственникам. Усыновление в Австралии практически невозможно.
– А суррогатное материнство? Оно в Австралии возможно?
– В Австралии существует альтруистическое суррогатное материнство. Когда это предлагает сделать подруга или член семьи. Я спросила Люси, согласится ли она, но она отказалась. – Нетти говорит быстро, почти маниакально. Я замечаю, что у нее дрожат руки. – И незаконно быть суррогатной матерью ради финансовой выгоды. Самый распространенный путь, его и предложила наша врач, достать донорскую яйцеклетку в Индии и оплатить суррогатное материнство в США… Это недешево. Весь комплекс процедур, включая яйцеклетку, оплодотворение, медицинские расходы и гонорар суррогатной матери… все это обойдется более чем в сто тысяч. – Наконец она делает паузу, чтобы перевести дух.
– Сто тысяч долларов? – Я во все глаза смотрю. – Ты можешь себе это позволить?
Нетти выдерживает мой взгляд.
– Я – нет. А ты можешь.
Я ставлю чашку на блюдце. Внезапно я понимаю цель этой встречи и чувствую себя немного глупо, что мне понадобилось так много времени.
– Ты даже не заметишь такую сумму, – продолжает она, уже опровергая мои еще не озвученные аргументы. – И это будет внук!
– А если не сработает? Что, если мы найдем суррогатную мать, ей имплантируют эмбрион, а он не… не приживется? Что тогда?
– Попробуем еще раз.
– Сколько раз, Нетти? По сто тысяч долларов за попытку?
Она пожимает плечами, как будто это мелочь, которую можно уладить позднее:
– Столько, сколько потребуется, наверное.
Как я могла этого не заметить? Я знала, что она отчаянно хочет ребенка, я подозревала, что у нее из-за этого депрессия. Но сегодня я задаюсь вопросом: а вдруг тут нечто больше? Что, если это начало… или середина на пути к безумию.
– Так, значит, вот о чем ты на самом деле просишь, – осторожно говорю я, – о доступе к неограниченному финансированию.
– Это мой последний шанс. Ты нужна мне, мама.
Внезапно я словно бы переношусь в Орчард-хаус, сижу напротив матери и умоляю. Умоляю о ребенке. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох.
– Я подумаю об этом, хорошо?
ДИАНА
ПРОШЛОЕ…
Стоя у стола в столовой, я разбираю приданое для новорожденных из последних собранных пожертвований, когда раздается отчетливый шум шагов по паркету. Я замираю. Походка тяжелее, чем у Нетти, шаги не такие точные и осторожные. Как раз в такие моменты я понимаю, насколько я уязвима: пожилая женщина одна в огромном, похожем на пещеру доме. Я опасливо делаю несколько шагов к двойным дверям и замечаю огромную неуклюжую тень.
– Ах это ты! – У меня отлегло от сердца. – Здравствуй, Патрик.
– Извини, если подкрался, – говорит он. – Дверь была не заперта.
Патрик нечасто заглядывает в гости. На самом деле не помню, чтобы он вообще хотя бы раз приезжал без Нетти.
– Мне нужно поговорить с тобой о Нетти, – начинает он.
Он отодвигает ближайший ко мне стул и садится. Я остаюсь стоять.
– А что не так с Нетти? – спрашиваю я.
Патрик поднимает бровь:
– Ты серьезно спрашиваешь, что не так с Нетти?
Когда проходит первое удивление, меня охватывает раздражение. Патрик имеет наглость приходить сюда, говорить со мной в таком тоне, когда все на свете знают, что он изменяет моей дочери.
– Это насчет суррогатного материнства? – Я опрокидываю на стол новый пакет с детской одеждой.
– Насчет чего же еще? – Патрик рассеянно берет крошечную вязаную кофточку. – Я предположил, что Нетти совсем с катушек съехала, потому что она говорит, что ты подумываешь за него заплатить.
Я хмурюсь.
– И ты пришел за нее просить?
– На самом деле я пришел просить об обратном.
Это застает меня врасплох.
– Ты пришел ко мне, потому что тебе не нужны деньги?
Признаюсь, я запуталась. За все эти годы никто из моих детей и их супругов ни разу не просил меня не давать денег.
– Нетти убьет меня, если узнает, что я здесь. – Патрик смотрит за окно в сад. – Она во что бы то ни стало хочет получить ребенка. Она этим просто одержима.
– Думаешь, я этого не знаю?
– Ты вообще ничего не знаешь. – Он повышает голос, отбросив даже подобие приличия. – В нее словно бес вселился. Иногда я разговариваю с ней, а она словно на другой планете! Живот и ноги у нее в синяках от инъекций гормонов, которые она себе колет. Она днями и ночами сидит в интернете, читая истории людей, которым удалось зачать после многолетних попыток. Она просматривает форумы, где общаются те, кто делал ЭКО. А теперь еще и суррогатное материнство! Она уже ни о чем другом не говорит. Вообще ни о чем!
Он бросает кофточку назад на стол.
С мгновение я в растерянности. Но лишь мгновение.
– Наверное, тебе ужасно тяжело, – тихонько говорю я. – Неудивительно, что тебе пришлось найти уйму подружек, чтобы облегчить такой груз.
Патрик смотрит на меня во все глаза.