Давая показания, Богдан не проявил приверженности идеям или задачам тех, кто много лет воевал за независимость Украины. Он изображал себя равнодушным к политике человеком, статистом. Рычагом для шантажа со стороны капитана якобы стали всего лишь осведомленность Сташинских о партизанах УПА, а также причастность к этому движению одной из его сестер. На самом деле бывший агент подтасовывал факты, а часто и просто лгал. Документы МГБ, хранящиеся в его личном деле, рисуют совсем иную картину первого знакомства со спецслужбой – как и его убеждений в то время. Из доклада капитана Ситняковского следует, что милиционера домой к Сташинским никто не посылал. Офицер сам задержал студента на львовском вокзале, когда тот ждал электричку на Борщовичи. Именно в этом случае, вероятно, врал все же Ситняковский. Обвиняемому незачем было придумывать историю о езде зайцем и визите милиционера. А вот капитану могло достаться от руководства, если бы выяснилось, что он, нарушив правила конспирации, просто вызвал объект к себе в кабинет, а не подкараулил его на вокзале.

Но в остальном рапорты Ситняковского и вообще документы госбезопасности были явно ближе к истине, чем показания Сташинского на суде. Из этих бумаг видно, что офицер собрал достаточно материала, чтобы уличить Богдана как активного «пособника» националистического подполья – доказать его участие в распространении листовок и сборе денег для партизан, регулярные встречи с их вожаками и т. д. В 1950 году юноша свою «вину» признал. В автобиографии, составленной по приказу КГБ перед отправкой в Германию, Сташинский не скрывал, что в то время он сам был убежденным националистом и мечтал вступить в ряды повстанцев, как жених его сестры Иван Лаба280.

Теперь же Сташинский думал, что выглядеть сторонником украинского дела – не в его интересах. Его показания говорили скорее о неприятии националистических идеологии и тактики: «Недалеко от нашего села, на расстоянии одного или полутора километров, был [польский] поселок, относившийся к нашему селу, – вспоминал подсудимый. – Однажды ночью мы услышали выстрелы и было видно, что в той стороне горит. Когда мы утром туда пришли, увидели последствия такой акции. В том поселке было сожжено где-то 20–25 польских хат и все мужчины застрелены». На вопрос Ягуша, из-за чего началось это противостояние, Богдан ответил: «Это была старая распря между поляками и украинцами… Поляки должны были убраться с Западной Украины в Польшу. Поляки в ответных акциях делали то же самое. Они окружали украинские села и карали украинское население таким же образом»281.

Ягуш объявил первый пятнадцатиминутный перерыв без четверти одиннадцать утра, после долгих расспросов о том, как подсудимый относился к украинским партизанам и почему он пошел на сотрудничество с МГБ. Журналисты и прочие зрители посещали туалет, бродили по коридору, курили и обсуждали услышанное. Им было над чем задуматься. Можно ли верить перебежчику? Многим репортерам он пришелся в общем по душе. Корреспондент Frankfurter Rundschau отмечал, что подсудимый прекрасно говорит по-немецки (хоть и с акцентом), умеет рассказывать без приукрашивания, а его поведение утонченно вежливо282.

У большинства сидевших в зале украинцев Богдан вызвал совсем другие эмоции. Среди них был Борис Витошинский – корреспондент бандеровского органа «Шлях перемоги», старый соратник убитого вождя. Юрист по образованию, он посвятил себя журналистике. В ОУН Витошинский вступил еще гимназистом, а двадцать первый день рождения отмечал в Березе-Картузской – польском концлагере с недоброй славой. Половину Второй мировой войны он провел в Освенциме, где поляки-охранники убили двух братьев Степана Бандеры. Витошинский давно стал приверженцем этого человека, несмотря на свою юношескую тягу к социализму. На похоронах в Мюнхене в 1959 году журналисту поручили нести перед гробом урну с украинской землей. Репортажи корреспондента газеты ЗЧ ОУН отражали чувства многих членов этой организации283.

Свое настроение в первый день процесса Витошинский передал так: «Гляжу на лицо убийцы. Он часто улыбается, почти неуловимо пытается производить „приятное впечатление“. Но только ли нам, украинцам, кажется, что в его поведении есть нечто отталкивающее?» На вопрос, что не давал многим покоя, – подвел ли Сташинский родных или спас их от репрессий? – бывший узник Березы-Картузской и Освенцима отвечал без колебаний: это подлец. «Ведь и вправду, могли бы родители и сестры хотя бы на минуту предположить, что их сын и брат их первыми предаст под сумасбродным предлогом защиты их от большевиков?»

Бандеровский пропагандист нашел единомышленников среди европейских журналистов, приехавших на процесс. Одной из них оказалась Доминик Оклер, корреспондент Le Figaro и эксперт по Восточной Европе и России. (Она тогда как раз издала в Париже книгу о самозванке, которая выдавала себя за великую княжну Анастасию.) Француженка сказала Витошинскому: «Сташинский позирует! Он ведет себя, как на сцене, а кроме того, производит впечатление слабохарактерного человека». Немного позже Оклер высказалась еще суровее: «Я не признала бы за ним смягчающих обстоятельств. Он не только убил Бандеру, но перед тем предал свою семью, якобы стремясь ее защитить». Витошинский охотно цитировал ее слова в своих репортажах284.

В одиннадцать заседание возобновилось. Ягуш спросил у подсудимого о первом важном поручении МГБ. Сташинский рассказал, как в начале 1951 года капитан Ситняковский велел ему проникнуть в ряды разрабатываемой группы повстанцев. Якобы задачей агента было подобраться к Михайле Стахуру – одному из убийц известного писателя-коммуниста Ярослава Галана.

Богдан врал. Он сам вызвался уйти в лес, а требовали от него доставить Лабу живым или мертвым. Никто в МГБ не поручал ему искать Стахура. Агент и вправду его обнаружил и доложил кураторам, но это было уже перевыполнением плана. Видимо, он решил, что намного выгоднее предстать перед судом тем, кто выследил убийцу Галана, а не подвел под топор жениха своей сестры. Зал выслушал с изумлением и недоверием историю о том, как Богдан изображал новобранца в отряде партизан, возглавляемом его будущим зятем. Подсудимый уверял суд, что Стахур, на которого он навел Ситняковского, погиб в бою – таким образом, его донос не сыграл никакой роли. Сидевшие в зале бандеровцы понимали, что он лжет. Еще летом они раздобыли протоколы судебных заседаний по делу об убийстве Галана. Стахур значился там одним из обвиняемых – он попал в плен живым285.