с собой, стоит ли возвращаться на поверхность, чтобы высказать ей всё, но в итоге решила, что ни к чему хорошему это сейчас не приведёт. Мне нужно, чтобы она поняла меня. А для этого мои аргументы должны быть безукоризненными.

Я заставила себя прийти в тронный зал к назначенному времени. Когда вошёл Аид, я уже сидела на своём месте. Судя по его взгляду, ему известно, что я провела эту ночь не в своих покоях. Я сделала мысленную заметку прояснить этот момент позже. Он заслуживает знать правду. Заслуживает извинений.

Мы приступили к вынесению приговоров. Эти обязанности уже давно превратились в рутину. Обычно мы выслушивали смертных, не веривших в загробную жизнь или веривших, но слабо её представлявших. Среди взрослых иногда встречались и дети — решать их судьбу было тяжелее всего, ведь они даже не успели толком пожить. Когда-то давно мы с Аидом сошлись во мнении, что им всегда будут дарованы счастливейшие воспоминания, даже если сами они считали, что достойны гореть в аду.

Тронный зал сегодня был забит полностью, и к вечеру мы едва успели выслушать половину пришедших. У меня и Аида были и другие обязанности, разумеется, но мы никогда не прерывали слушания. Я украдкой бросила на него взгляд, пытаясь отыскать признаки усталости, но он как всегда держался стойко. Я же была слишком взбудоражена ссорой с Афродитой.

К месту, через которое прошло бесчисленное множество душ, подошла женщина с длинными вьющимися волосами. Её руки дрожали, когда она нерешительно смотрела на нас.

— Я знаю, что за свои проступки я должна вечность танцевать на раскалённых углях с самим дьяволом, — произнесла она голосом таким же дрожащим, как и её руки. — Но молю о милосердии… Я делала это ради любви.

— О каких проступках ты говоришь? — произнёс Аид своим глубоким голосом. Женщина сморщила лицо.

— Я… предала своего мужа. Но, ваше величество, он не был добр ко мне. Он не любил меня. И за долгие годы нашего брака я поняла, что не могу больше любить того, кто не отвечает мне взаимностью. Я хранила ему верность так долго, как могла, но… Затем я встретила того, кто любил и ценил меня…

Она разрыдалась, а я посмотрела на Аида. Первой мыслью была, что это он подстроил. Но его брови были сведены вместе, а руки сжимали подлокотники трона из чёрного бриллианта. Нет, он сам этого не ожидал.

Наши взгляды встретились, и он тут же отвернулся. То есть он тоже уловил иронию. Не то чтобы измены были такой уж редкостью, но история этой женщины зацепила меня. Может, из-за Афродиты. Может, из-за Адониса. Как бы то ни было, я сочувствовала ей.

— Этот другой мужчина… — заговорила я, и женщина посмотрела на меня, отчаянно заламывая руки. — Он сделал твою жизнь стоящей?

— Да, — прошептала она. — Я была счастлива. Он дал мне почувствовать, каково это — быть любимой.

— Но ты нарушила клятву верности своему супругу, — сказал Аид. — Ты считаешь, что поступила плохо, несмотря на свои чувства?

Её глаза были полны слёз.

— Д-да.

— Но в чём смысл хранить клятву, если она лишает её шанса на хорошую жизнь? — я резко развернулась к Аиду. — Что важнее: несколько слов, сказанных перед семьёй и друзьями, или счастье всей жизни?

— Ты скажи мне, Персефона, что важнее, — ответил он, — сохранение добродетели или потакание эгоистичным желаниям?

Я сжала зубы. Опять это слово: эгоистичный. То есть он тоже считает меня такой.

— Как ты можешь называть ей эгоистичной, если она просто хотела немного радости в жизни?

— А как ты можешь не думать, через какую боль и унижение прошёл её муж?

— Может, если бы он прислушивался к её желаниям, она бы не искала счастья на стороне.

— Может, если бы она дала ему шанс, она могла бы стать счастливой и не пришлось бы нарушать клятвы.

Я ударила кулаком по подлокотнику.

— А может, будь у неё изначально выбор…

Двери внезапно распахнулись, и мы с Аидом одновременно подняли глаза на вошедшего, как и все души, собравшиеся в тронном зале. На пороге оказался Гермес. Под взглядами всех присутствующих он покраснел и бегом бросился к нашему помосту.

Аид вздохнул и откинулся на спинку трона.

— Что стряслось, Гермес?

Гермес посмотрел на меня, сжав губы. Он колебался.

— Прошу прощения, что прерываю…

— Ближе к делу, — перебил Аид. Я бросила на него неодобрительный взгляд, но он смотрел строго перед собой. Козёл.

Гермес переминался с ноги на ногу. Его брови сошлись на переносице, а взгляд был приклеен к мраморному полу. Вся моя распалявшаяся злость испарилась, и сердце сжалось. Гермес явно принёс плохие новости.

— Адонис. Он мёртв.

Часть третья

Естественно, это была вина Афродиты.

Нет, она не сама его убила, но почти. Это сделал Арес, известный своей ревностью, — стоило только Афродите отлучиться, как он натравил на Адониса кабана. Не знаю, почему она не предвидела такой поворот событий. Важнее то, что она, зная характер Ареса, осознанно поставила жизнь Адониса под угрозу.

Впрочем, ничего уже не исправить. Теперь Адонис стал подданным моего мира.

Я сидела, застыв на месте, и слушала, как Гермес рассказывает о произошедшем. Аид велел оставшимся душам покинуть зал. Напряжение между нами возросло как никогда. Я рассматривала лица уходящих душ, но Адониса среди них не было. В этом нет на самом деле ничего удивительного. Лишь небольшой процент наших подданных нуждается в правосудии.

— Прости, — добавил Гермес под конец своего жуткого рассказа. Адонис истёк кровью на берегу реки. К моему горлу подкатила тошнота, как только я представила, как вода окрашивается красным. Как долго он умирал? Насколько жуткими были его раны? Стоял ли Арес там, наблюдая, как жизнь покидает тело соперника?

— Не извиняйся, — сказал Аид. — В этот раз ты не виноват. Персефона?

Первый раз он обратился ко мне за всю эту зиму. Я подняла глаза на него, сморгнув слёзы. Нет смысла плакать. Мои слёзы не смоют боль, которую испытал Адонис. Теперь он, по крайней мере, в